Эндрю Ллойд Уэббер - Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера

На концерте я сыграл собственную композицию в стиле Конуэя. Желаемый эффект был достигнут. После двух повторов на бис завуч сказал, что это могло бы принести всем пользу.И на следующее утро я был вызван к директору. Он сказал, что один старшеклассник ставит ежегодное представление для следующего семестра. И ему нужны песни. Он спросил, хотел бы я познакомиться с ним. Вот так я познакомился со своим первым поэтом-песенником и собрался сочинять свой первый мюзикл.

Он назывался «Золушка на бобовом стебле» («Cinderella up the Beanstalk»), а имя моего поэта было Робин Барроу.

Временами появлявшаяся во мне самоуверенность, как правило, задерживалась ненадолго. Будучи уверенным, что я – божественный подарок миру мелодий, я с любезной помощью Тедди Холмса, папиного издателя в Chappell Music, написал письмо не кому иному, как Ричарду Роджерсу. Он действительно получил его и, к моему удивлению, пригласил меня на лондонское открытие «Звуков музыки» в театре Palace. Так что 19 мая 1961 года я оказался на первой в своей жизни премьере. Сидя в одиночестве на заднем ряду галерки, я был потрясен музыкой. Однако, высокомерная маленькая заноза, я написал в программке напротив песни «Climb Ev’ry Mountain»: «Не так хороша, как “You’ll Never Walk Alone”». И все же я знал, что песни, которые я слышу, станут вечными хитами.

К сожалению, лондонские критики не разделили мое восхищение премьерой. Я узнал об этом от своих так называемых школьных друзей, которых встретил на следующее утро. Специально для меня они аккуратно разложили все отзывы на столе в комнате отдыха.«Смотри, Ллойди, что они сделали с твоим кумиром», – кричали одноклассники. Именно тогда я впервые испытал чувство, затмившее очарование премьеры. Но, по крайней мере, я усвоил первый урок в творческой рекламе. В одном из отзывов было сказано: «Если вы диабетик, тоскующий по сладостям, введите себе повышенную дозу инсулина, и вы не сможете устоять перед “Звуками музыки”».

«Вы не сможете устоять перед “Звуками музыки”», – на протяжении восьми лет гласила растяжка на театре Palace.

НАЧАЛИСЬ РЕПЕТИЦИИ НАШЕЙ «ЗОЛУШКИ». Я был мальчиком из младших классов, ставившим шоу со старшеклассниками и песнями, слова к которым написал школьный староста. Неудивительно, что первые две репетиции были для меня более чем пугающими. В то время законы старшинства в школах были очень суровы. И было поразительно, как однажды войдя в рабочий ритм, все эти условности были забыты. Мелодии предлагались, критиковали, переписывались, обсуждались. Песни репетировались, сокращались, восстанавливались и снова сокращались. Оказалось, что у нашего завуча довольно неплохой голос, так что, не в силах отказать, я дал ему несколько желанных партий. Впервые в жизни я занимался тем, что дало мне почувствовать себя счастливым, – постановкой мюзикла. Мы показали шоу три раза. Я играл на фортепиано за кулисами, и каждый раз я гордился собой все больше.

Два происшествия затмили собой Рождество. Первое – новость из Италии о том, что тетушку Ви выставили из Пизанского собора за то, что она показала грудь священнику, сказавшему, что у нее слишком открытое платье. Второе произошло на Рождество. Мама привела нас с Джулианом на утреннюю рождественскую службу в Central Hall в Вестминстере. При этом она опрометчиво оставила бабушку Молли ответственной за рождественскую индейку. Я предлагал последить за духовкой, чтобы бабушка могла насладиться папиной игрой и хором, но моя инициатива была проигнорирована. На протяжении всей службы я волновался о судьбе индейки и стремился как можно скорее попасть обратно на Харрингтон-роуд. Так что маме пришлось отвезти меня домой, оставив папу и Джулиана на попечение соседа, который должен был подвезти их после небольшого чаепития.

Мама включила радио, и из автомобильных колонок полилась музыка, которая заставила меня напрочь позабыть об индейке. Это была пятая минута «Тоски» Пуччини. Я был полностью захвачен ею. Я не мог понять и слова (возможно, и к лучшему, потому что, чем больше вникаешь в сюжет «Тоски», тем более неприятной она оказывается), но я никогда не слышал ничего более театрального и мелодичного. Мама объяснила, в чем там дело, когда мы приблизились к концу первого акта «Te Deum», паркуясь на задворках французского лицея. Сейчас я понимаю, почему «Te Deum» затронул каждый нерв в моем теле. Моя любовь к викторианской церковной архитектуре по силе равнялась пристрастию к декадансу «высокой церкви». И, если какое театральное действо описывало это, то только «Te Deum» из «Тоски». Я до сих пор в тайне мечтаю поставить этот отрывок.Но, увы, вряд ли вам удастся увидеть мой режиссерский дебют из-за переизбытка церковных благовоний.

К моему сожалению, мама заметила на противоположной стороне папу с Джулианом и сказала, что «”Тоска“ ”Тоской“, но пришло время дарить подарки». Я упросил ее разрешить мне остаться в машине. Она сказала что-то вроде: «Я полагаю, музыка важнее Рождества»; и напомнила мне закрыть потом машину ключом, который оставила в зажигании. С этими словами она присоединилась к семейным торжествам. Зачарованный, я слушал второй акт, в то время как в машине становилось все холоднее и холоднее. И я был так же холоден, как воздух снаружи, когда услышал, как я выяснил впоследствии, арию «Vissi d’arte». К моменту, когда зазвучали римские колокола третьего акта, я был полностью уничтожен. Это была подлинная театральная музыка, о какой я и не смел мечтать. У меня не было слов, чтобы выразить восхищение. И в этот самый момент мое оцепенение было прервано сильнейшим ударом в ветровое стекло.

Вы должны взглянуть на ситуацию с точки зрения полицейского. Перед ним был тринадцатилетний мальчик, обливающийся слезами в машине, из которой на всю громкость раздавалась опера, и все это – в разгар Рождества. Скажем, не самое обычное зрелище для полицейского, особенно в Рождество. Более того, мальчик выглядел крайне возмущенным, даже агрессивным, когда его попросили выключить радио и объясниться. В итоге полицейский вроде как поверил моей истории с оговоркой: «Я поверю тебе на этот раз, но только потому что сегодня Рождество». И разрешил мне идти только с условием, что он проводит меня до входной двери.

Спустя неделю папа подарил мне альбом с самыми яркими частями «Тоски». А я твердо решил хранить каждый пенни, чтобы накопить на альбом со всей оперой.

Я СКАЗАЛ, что работа над мюзиклом делает меня наиболее счастливым, но подарок, полученный мной в то Рождество, в очередной раз доказал, что это не совсем так. Мне подарили книгу о разрушенных аббатствах и вновь я с головой погрузился в мир истории и архитектуры. С тех пор каждые школьные каникулы были заняты поездками на поезде в места, которые я хотел увидеть. Без этой стабилизирующей страсти моя жизнь была бы совсем другой.