Анатолий Елахов - Великое село

Против Костиных аргументов трудно было что-либо возразить. Да и сами ребята понимали, что настала пора возвращаться в мир и готовить себя к новой, большой жизни.

У Васьки Уралова сладко защемило в груди, когда подумал он о детдоме, о девочке Ларисе, о Викторе Акимовиче. Он вспомнил своих недругов, Леньку и Андрюху, но пережитое им поражение уже не казалось катастрофой. Валька понял, что он уже стал другим, более сильным и уверенным в себе, но не столько физически, сколько духовно. Потому побеждает, как понял Васька, не сила побеждает, а дух.

И Колька Покачев уже по=другому воспринимал этот мир, открывший для него свои горизонты. В мечтах он уже грезил о большем, нежели жить в чуме на берегу родового озера. Ему страстно захотелось изменить жизнь своего народа к лучшему: дать ему настоящие жилища, школы, библиотеки…

Ребята, не сговариваясь, бросились искать деда Лукьяна.

Тот сидел на ступеньках вагончика, вслушиваясь в шум таежной буровой, думая о чем-то своем.

У Васьки сжалось от жалости к деду сердце. Он обнял его, прижавшись щекой к мягкой седой бороде и сказал, как выдохнул:

– Уж если нам в тайге нельзя оставаться, так поедем дед с нами. Будем вместе жить. А-а?

– Поедем, дедушка? – Подхватил Колька, прижимаясь к Лукьяну с другого боку.

У Лукьяна блеснула на щеке слеза.

– Нет, ребятушки, нельзя мне с вами. А уже отвык от мира-то. Отвык, не прижиться, пожалуй, мне. А вот вам ехать надо. Трудно будет, но трудности надо преодолевать, бороться надо. Причем, вот что я скажу, слушайте внимательно. Мне для этого жизнь пришлось прожить, прежде чем понять эту истину.

Ребята замерли, готовые выслушать Лукьянову мудрость. Дед перевел дыхание и поднял кверху корявый палец:

– Никогда не боритесь «против», а всегда боритесь «за»! Понятно?

– Как так? – Удивился Васька. – Если встретишь подлеца, то и бороться против него нельзя?

– Когда ты против него борешься, то получается, что ты свои силы на него тратишь, его своими силами поддерживаешь, А вот когда ты борешься «за», тогда все по иному складывается. Не надо бороться против, скажем, капитализма, а надо бороться за то, чтобы наша жизнь была лучше, чем там на западе, и тогда мы победим. Не надо бороться против грязи, надо бороться за чистоту… Вот такой вам мой наказ.

Дед улыбнулся и прижал ребятишек к себе.

– Вам будет хорошо. Скоро вы с большой радостью встретитесь. В первую очередь ты, Васютка, да я, думаю, и ты, Колюха…

Ребята насторожились в радостном ожидании.

– Что за радость, скажи, дед? – Пристал Васька.

– Потерпите малость, сами увидите, – ушел от ответа дед.

Томимые догадками ребята побежали на озеро, где геологи уже зажигали костры, обозначавшие площадку для посадки самолета.

Прислушались. Где-то далеко в небе чуть слышен был отдаленный неясный гул. Но с каждой минутой гул этот нарастал, становился отчетливее, явственнее. Костры на озере уже полыхали вовсю, люди стояли, задрав головы, выглядывая в небе черную точку самолета.

Но он появился неожиданно из-за вершин кедров, выплеснув на озерное пространство жаркий грохот мотора и снежную круговерть. Сделав круг над озером, «Аннушка» плюхнулась на лед и побежала, подруливая к стоящим пообочь площадки, людям.

Волнение достигло предела. Тут распахнулась дверь и в темном проеме появилось веселое бородатое лицо летчика. Он поставил на лед лестницу, спрыгнул на площадку и повернулся к самолету, протягивая руки. По лестнице первой спускалась женщина. Хрупкая, красивая женщина в приталенном пальто, пуховом платке и серых ладных валеночках. Она вступила на землю и взволнованно огляделась. Сердце у Васьки Уралова забилось сильно, сильно. Это была его мама. И он бросился бежать к ней со всех ног.

Легкий морозец бодрит и румянит щеки. Пахнет луговым сеном и антоновскими яблоками, скрипит под полозьями снег, и позванивает сбруя на Воронухе. Васька Уралов, счастливый и взволнованный вместе с неразлучным другом Колькой Покачевым и мамой Надеждой Петровной Ураловой едут в Погореловский детский дом.

После счастливой встречи на буровой у Шамана прошло полтора месяца. Они вернулись в родное село, и Васькина мама снова стала работать в детском саду, а Васька, как прежде, ходил в школу, пилил и колол дрова, топил печи, ухаживал за домашним скотом, сам мыл посуду и даже, когда у мамы случались неотложные дела, готовил обеды. Но теперь он был не один, рядом с ним всегда был его неразлучный друг Колька Покачев.

Однако на сердце у Васьки Уралова было не ладно, он всей душой рвался в оставленный детский дом к Виктору Акимовичу и, прежде всего, к голубоглазой девочке Ларисе.

Сам он стеснялся сказать об этом матери и попросил Кольку Покачева договориться с мамой о поездке в Погорелово. Но Надежда Петровна и сама видела страдания своего сына и догадывалась, какая драма терзает его сердце.

В зимние каникулы они втроем отправились в Погорелово, до которого было всего километров около тридцати. Надежда Петровна попросила в хозяйстве лошадь, собрала нехитрые подарки для детишек, при чем председатель колхоза передал от правления и колхозников мешок белой муки и большую коробку из колхозного сада антоновских яблок, переложенных сеном.

Яблоки положили на дно саней, укрыли сверху тулупом, сеном, чтобы их не прихватило морозом. Васька с Колькой еще навалились сверху для тепла. Но и под таким прикрытием колхозный подарок источал такой манящий и дразнящий запах, что ребята всерьез начали опасаться, что у них не хватит воли не забраться в коробку и не отведать антоновки.

Ехали вдоль Иртыша с песнями. Уставали петь – бежали рядом с лошадью, согреваясь и разминая ноги.

Около обеда показались знакомые бескрестовые купола храма, приютившего под сводами своими детский дом. Вот и знакомая излучина Иртыша с высоким берегом, поросшим ивняком, где была выкопана их с Колькой укромная землянка. Вон виден хозяйственный двор с дымами над крышей, а вот и ребятишки, катающиеся на санях с горы с веселыми криками.

Ваське с Колькой захотелось вдруг сорваться с саней и броситься на перегонки с этой веселой толпой ребятишек, закружиться в веселом вихре детских забав, но они сдерживали свою радость, прятали ее в своих сердцах.

Надежда Петровна, словно догадавшись о переживании ребят, решительно направила лошадь к воротам церковной ограды. Вышел на крыльцо детдома сторож Петрович с неизменной козьей ножкой в зубах, и, прислонив руку ко лбу, стал выглядывать приезжающих.

Сердце у Васьки гулко забилось.

– Петрович! Это я, Васька Уралов! – Крикнул он, выскакивая из саней. – Помнишь, ты мне еще про китайскую грамоту рассказывал. А – а?