Анатолий Елахов - Великое село

Вот послушай, что я тебе скажу. По своему разумению я делю людей на три категории: первая высшая – это гении, творцы. Они живут и работают не ради собственной выгоды. Чаще всего об этой стороне дела они не помнят и не замечают ее. Их без остатка увлекает дело, его масштабность. Они счастливы тем, что заняты созидательным творческим трудом.

Другая категория – это таланты, созидатели. Талантливым может быть и писатель, и кузнец, и пахарь. Они тоже увлечены делом, не часто думают о материальных выгодах своего занятия, и тоже остаются в обычной жизни не защищенными.

Но есть и третья категория. Назовем ее – рутинщики. У рутинщиков нет гениальных способностей, нет задатков творцов, они не могут похвастать умениями и талантами, они серы, и в своей серой массе ничем друг от друга не выделяются. Но они находят для себя достойное занятие. Они идут вслед за гениями и талантами, за творцами и созидателями и обставляют их жизнь своими правилами, своими законами, начинают управлять творцами и распоряжаться результатами их труда. Они корпоративны, они организованны и сплочены одной общей задачей. Они опасны, наконец, для общества и государства. Если не выстроить вовремя против них защиту.

Но сделать это будет чрезвычайно непросто, потому что и серость и рутинщики завтра без тени сомнения объявят себя борцами и с рутиной и серостью, с бюрократией и коррупцией, поменяв коней и окраску, что бы только не потерять свою власть над творцами и гениями…

– Что же делать? – Спросил расстроенный Уралов.

– Что делать, что делать? – Единственное, я полагаю средство, когда увлекаешься делом, масштабами его, теряй при этом головы. Поглядывай, что делается вокруг, кто стоит за твоим плечом. И не чурайся рутинной работы, чтобы ее за тебя не стали делать другие и опутали тебя своими сетями…

С Амелиным Уралов вновь встретился на партийно-хозяйственном активе в районе, куда направили его работать после института… Профессор приехал, чтобы прочитать доклад о научно-обоснованных нормах кормления скота.

Он утверждал, что для того, чтобы корова доила не менее трех тысяч литров молока в год, нужно, чтобы ее ежедневный рацион составлял не менее девяти кормовых единиц.

В это время сидевший в президиуме заместитель начальника областного управления сельского хозяйства по животноводству Першаков, сверкавший огромной лысиной, властно прервал докладчика, постучав по графину карандашом:

– Вот скажите, уважаемый товарищ профессор, как это получается… Вот у нас здесь присутствует председатель колхоза «Таежные поляны» Леонид Петрович Кропачев. Он вам может ответственно заявить, что у них на корову приходиться пять кормовых единиц, а получают они от этой коровы тоже около трех тысяч литров.

Зал загудел. Из первых рядов поднялся высокий молодой человек, одетый в серый с иголочки костюм, идеально подстриженный и без обычной для председательских лиц окалины загара.

– Вот, пожалуйста, товарищ Кропачев, подтвердите профессору ваши результаты.

Амелин с интересом взглянул на молодого председателя.

– Так за счет каких же резервов вы смогли достичь этих феноменальных результатов? – Спросил он насмешливо.

– Я думаю, здесь не уместен смех, – ледяным тоном отвечал молодой человек. – Выполняя решения прошедшего съезда партии, встав на трудовую вахту в честь празднования Первомая, наши животноводы увеличили продуктивность скота, несмотря на недостаточность кормовой базы.

Что-то знакомое показалось Василию в этой высокой тончивой фигуре, в голосе, и жестах.

– Кропачев? Леонид Кропачев. Ленька! Так вот где судьба свела их вновь.

Кропачев сел.

Амелин отложил доклад, повернулся в сторону Першакова:

– С научной точки зрения, этот феномен я объяснить не могу, но могу объяснить, как рядовое очковтирательство.

Зал грохнул, Першаков покраснел и набычился:

– Я бы не советовал вам делать столь скоропалительные выводы. Наука слишком много на себя берет…

Все знали, что «Таежные поляны» искусственно тянут в передовики. Даже такой анекдот рассказывали. Будто бы приезжает Першаков на ферму, подходит к передовой доярке и спрашивает:

– А скажи, Евдокия, ты три тысячи от коровы надоить можешь?

– Могу, Петр Федорович!

– Ну, а четыре?

– Могу и четыре.

– А пять?

– Могу, Петр Федорович и пять, только вот молоко-то сине будет!

В перерыве Уралов подошел к Амелину. Профессор обрадовался своему бывшему студенту, как родному. Долго тряс ему руку.

– Вот мы с вами говорили о крестьянской психологии, а теперь, поездив по хозяйствам вашего района, я хотел бы с вами о коровьей психологии поговорить. Понимаете в чем дело: генетически это животное на протяжении столетий формировало свою психологию, направленную только на отдачу. У коровы не должно появляться других желаний, кроме одного: доиться, доиться и доиться. Она должна знать, что обо всем остальном позаботиться человек, ее хозяин, вовремя и полноценно накормит, напоит, согреет, почистит стойло и постелет душистую солому… Но если у нее появятся на сей счет сомнения, если ее не накормить раз, второй, если не напоить вовремя, тогда она начнет перестраивать свое отношение к жизни. Она перестанет отдавать молоко полностью, а станет свою энергию резервировать про запас, на всякий случай.

После заседания хозпартактива Василий, выйдя на улицу, почти столкнулся с Кропачевым.

– Ну, что ж, здравствуй, – сказал тот с плохо скрываемым вызовом. – И тебя в эту упряжь запрягают, слыхал. В «Зарю». Давай, давай, Оратай Оратаюшка. Не сломай только шею…

Василий молча смотрел на Кропачева, человека, который принес ему уже столько страданий и смог повлиять на его жизнь. Но в душе его похоже давно сгорело негодование, осталась одна брезгливость…

– Поживем, увидим, – ответил он коротко и оставил Кропачева на крыльце райкома.

Все эти дни до колхозного собрания Уралов жил у старой доярки Нины Ивановны, втягиваясь в круг председательских забот. А их, как оказалось, было выше головы, начиная от отелов на ферме, кончая бабьими родами. До всего должно быть дело председателю, со всяким вопросом к нему идут… Так заведено тут десятилетиями.

Сельский клуб располагался в верхней теплой части переоборудованной под культурный центр церкви Иоанна Предтечи. Церковь в прежние времена была богато расписана, фрески с библейскими сюжетами начинались прямо от входа, с лестницы и украшали весь верхний и нижний пределы. Фрески пытались не раз забелить, но побелка держалась плохо и сквозь нее то тут, то там проступали лики святых.

Сцена с трибуной располагались в алтарной части. За сценой на беленой стене висели портреты Карла Маркса и Ленина, а меж ними виднелась на стене фреска, изображавшая Иоанна Крестителя с высоко поднятым крестным знамением.