Евгений Панов - Призванные к другой жизни. Прикосновение к тайнознанию

Разумная экономическая политика требовала, чтобы правительство, отказавшись от неприемлемого для населения предпринимательства, существовавшего за счет иностранных капиталов и насаждения промышленности западного образца, взяло под свою защиту все лучшее из обычаев своей страны, не нарушая при этом сложившихся нравственно-бытовых начал. Так, что называется, по идее, и предполагалось действовать после освобождения крестьян. «Не насиловать народного быта, а напротив, приноравливать свои предположения к укоренившимся обычаям», – было сказано в Манифесте 19 февраля 1861 года. Но! На практике дело обернулось принуждением страны к капитализму. Россия упустила прекрасный случай избежать всех превратностей рыночной стихии, совершенно чуждой духу русского человека и далекой от его представлений о жизни.

Того же требует разумная политика сегодня. Но! На практике дело опять обернулось принуждением страны к капитализму. Он навязан России вместе с бедностью, сверхсмертностью, разрушением всего того, на чем держится достоинство народа, его самоуважение и даже самое народная жизнь. «Насилие над народным бытом» приобрело в ходе третьей попытки капитализации еще более жестокие формы. Вовлеченные против воли в мировое рыночное хозяйство, мы не можем оценить его прелестей – они доступны, в лучшем случае, трети населения. Мы не в состоянии прочувствовать преимущества демократии – они сожраны коррупцией, вредный побочный эффект многократно перекрыл пользу лекарства. Мы не понимаем, какой прок будет нам от появления гражданского общества, потому что нашим существованием в большом и в малом правит закон силы, а сила в руках чиновников.

Зачатки гражданского общества, по сути же, какой-то общественной жизни появились в России после декабристов, заметил когда-то Ю.М.Лотман. С тех – николаевских – времен она по существу изменилась поразительно мало. И это дало повод К. Крылову, размышлявшему над особенностями и перспективами русской цивилизации, предположить, что нам, русским, свойственно острое ощущение чуждости и неподлинности всех форм общественной жизни, политического устройства, какие только есть на свете, словно той формы, того устройства, которые нам необходимы, органичны, еще на свете нет. И это делает нашу общественную жизнь, социальную сферу страны очень слабыми, вялыми, вторичными, а гражданское общество – именно таким, каково оно есть, бессильным и ни на что не способным. В чем причина? В слабости врожденных социальных инстинктов, говорит К. Крылов, ибо в социальной сфере человек, как правило, руководствуется в большей степени инстинктами, а не разумом.

Мы – народ со слабыми социальными инстинктами. А коли они ослаблены, то перестают влиять на практическое поведение масс, что и наблюдается в России. Любой народ с нормальными социальными инстинктами безошибочно определяет, что нужно, полезно и выгодно для страны и в два счета заводит это у себя. В России, практически лишенной социальных инстинктов, эпопея внедрения какого-нибудь элементарного новшества может тянуться десятилетиями, хотя его нужность, полезность и выгодность никем не оспаривается, напротив, охотно признается.

То место, которое у других народов занимают социальные инстинкты, занято у нас интеллектуальными конструкциями – так называемыми убеждениями, начиная от политических и кончая нравственными. И в этом, ясно, наша слабость. Инстинктивное действие всегда точно, быстро и не вызывает сомнений, ведомый инстинктом народ действует «в едином порыве», «как один человек». Наш народ так не может. С другой стороны, в «социальной бездарности» – генетическая сила России. Она обеспечивает огромную социальную пластичность (замечательно уловленную Бердяевым как «вечно бабье в русской душе»). Мы готовы понимать, обсуждать и принимать разные социальные идеи и превращать свою страну в полигон для экспериментов, чтобы осуществить, наконец, общественный идеал человечества – построить совершенное, основанное на разуме общество, с подлинными формами социальной жизни, с подлинной политикой и с подлинной экономикой, о котором столько говорили и писали мечтатели всех времен и народов.

Отдельные черты «общества разума и справедливости» уже видны. И эмоционально комфортная, причем не только для самих русских, русская дружба, и отношения в русских коллективах, основанные не столько на иерархии господства и подчинения, сколько на синхронизации усилий, резонансе умов и воль – все это существует уже сейчас. Россия проиграла другим странам в индустриальную эпоху, фундамент которой составляли иерархически организованные корпорации и конвейерные технологии. Наступающая сетевая, ноосферная эпоха, выдвигающая на передний край творчество малых групп и талантливых одиночек, – идеальная среда для русского ума и русского дела. Они становятся естественными – и решающими! – преимуществами России…

Поэтому хватит ломать шапку перед «цивилизованными странами», посыпать голову пеплом и рабски подражать чужим образцам, относя себя к варварским и отсталым племенам. «Эта страна», наверно, и в самом деле не может считаться цивилизованной: в цивилизованной стране к своей родине так не относятся, не говорят о ней с пренебрежением или, хуже того, с презрением. А вот Россия – страна цивилизованная, со своей собственной цивилизацией – древней, своеобычной и мощной. И со своими цивилизационными особенностями – приятными и не очень. Склонность к самоуничижению, самобичеванию, давняя черта России, – не из числа приятных. Она описана еще в «Повести временных лет»: «Приидите править и володеть нами, ибо земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет…» Ура-патриотические историки упорно отвергали это место в летописи, насмерть сражались со «смрадным духом норманизма», но ведь дух-то этот – вовсе не норманнский, а русский. Это ведь мы звали на княжение варягов, а не наоборот…

В эпоху ноосферы необходимо распрощаться с психологией отсталости, второсортности, национальной несостоятельности и цивилизационного убожества. Ну, в самом-то деле: мы образованны и умны, имеем превосходные интеллектуальные, научные, инженерные школы; мы создали могучую литературу и всеохватную, красивую, плодотворную философию; мы вооружены историческим опытом; мы понимаем происходящее в мире; наша лучшая молодежь патриотична и готова трудиться на благо страны. Наконец, сама наша земля – велика и обильна. Но…

Но порядка в ней нет – на протяжении тысячелетия или больше. Но у нас почти фатально получается «как всегда», хотя желаем, понятно, «как лучше». Почему? В чем же дело?..