Журнал «Знание-сила» - Знание-сила 1998 № 06(852)

Д.Рогачков: — Но иногда и больница, да и церковь могут принести вред. Например, известно: если человек с первым шизофреническим срывом попадает в больницу, то после этого чаще всего становится инвалидом. Если же в этот первый момент его удается вытащить без больницы и нейролептиков, то у него есть все шансы продолжать нормально жить и работать. Причем тут не только больница, но и семья часто не способна справиться; известен феномен, когда семья смиряется с инвалидностью ребенка и строит свою жизнь как систему вокруг этой инвалидности... Тогда необходима помощь специалиста — может быть, именно психотерапевта, который работал бы как индивидуально с больным, так и с семьей.

М.Жямкочьян: — Я так поняла, что Самуил Яковлевич считает наше общество патриархальным и, следовательно, более здоровым, чем западное? Это наше-то общество?! Жившее в страхе и постоянной лжи, привыкшее не доверять себе, разве оно может быть психологически благополучно?!

И потом, о так называемой натуральной психотерапии — можно, конечно, утверждать, что друзья иди доброжелательная санитарка как бы исполняют по совместительству психотерапевтические функции, так бывает, но бывает и прямо противоположное. Известно, что огромное число психологических проблем человека корнями уходит в его «счастливое детство», в отношения его с родителями. Да и за помощью к нам часто идут именно родители, потерявшие контакт со своими детьми...

о.Мартирий: — У церковных людей есть особое понимание психотерапии, исцеление больной души человека. Мы считаем душевную болезнь — шизофрению, психопатию, все, что угодно, — следствием духовного неблагополучия, греховности, нераскаянности. Мы стараемся сделать человека нравственно чище, освободить его от груза грехов, причем не только внушить ему мысль о том, что он прошен, что им совершенное забыто, но и поверить в возможность исцеления от самих склонностей ко греху, от рабства пороков, греховных наклонностей. Мы считаем, чем успешней будет такого рода деятельность, тем больше будет психически здоровых людей, тем скорее сможет страдающий психическим расстройством человек получить облегчение и стать здоровым.

Но есть и другая, опасная форма религиозности, когда людям все время внушают чувство вины, собственного ничтожества... У истоков христианства — радость была главным. Отсюда слова апостола Павла: «Радуйтесь, всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите, ибо вот в этом и есть воля Божия». Естественно, каждый человек должен давать какую-то критическую оценку своим поступкам и жизни. Естественно, человек должен осознавать себя далеким от того идеала, к которому он призван. Но осознавая, он не должен заниматься самобичеванием и укорением, а скорее, пытаться осуществить этот идеал. А такое христианство, которое угнетает человека, принижает его, которое все время напоминает ему о карах, страшном суде — это внешняя оболочка, форма. Вера во Христа приносит радость, она вливает оптимизм, делает жизнь светлой, а не безысходной.

Церковным людям тоже часто нужна психотерапия. В последнее время к нам часто обращаются издерганные, страдающие люди, которым нужна не только наша, духовная поддержка, но и помощь психотерапевта. У нас в храме есть такие специалисты, и бывает, что мы садимся за один стол и пытаемся решать конкретные проблемы. Конечно, нам в таких случаях проще сотрудничать с людьми верующими, но в конце концов самое главное — чтобы психотерапевт был честным и чистым человеком. Прежде всего нужно сострадать и стараться помочь. Без любви и сострадания наша деятельность будет никчемна, бесцельна, будет профанацией.

М.Жамкочьян: — По-моему, нет вопроса в том, нужна ли нам индивидуальная терапия. Скорее, вопрос в том, есть ли она у нас? Например, психоанализ: может быть, и есть один-два хороших психоаналитика, но нет школы. Только подготовка одного психоаналитика занимает десять—двенадцать лет, наши просто не успели пройти этот путь. Около половины моих клиентов — люди, убежавшие от психоанализа и сильно разочаровавшиеся в нем (как и в невропатологах, и в бабках с приворотами). А как отличить профессионального психоаналитика от шарлатана? Это же касается и любого другого направления психотерапии. Люди, часто не имеющие психологического образования, научаются определенным техникам и могут вламываться во внутренний мир другого человека (я их так и называю — «взломщики»). Я предпочитаю личностную психотерапию, в которой не я меняю пациента, а он сам меняет себя и принимает решения. Так работают психологи в отличие от человека, просто владеющего техниками... К сожалению, методикой нейролингвистического программирования, например, часто пользуются именно для того, чтобы влезть во внутренний мир человека и что-то изменить там.

У студентов, которые идут учиться психологии и практической психотерапии, я часто замечаю влечение к власти и потребность властвовать. В основном это малообразованные люди, как правило, женшины, воспитанные в зависимости и от общества, и от людей, не способные справиться ни с собой, ни со своей личной ситуацией. Хотя они говорят, что хотят помогать другим, но мне кажется, что для них психотерапия — способ утвердить себя через манипуляцию другими людьми. И это особенно ясно проявляется в некоторых видах групповой терапии, например, гештальт

М.Завалов: — Но это же миф, что психотерапевт обладает необычайной силой: стоит ему что-то сказать, и человек сломается У милиционера гораздо больше власти, чем у самого-самого знаменитого психотерапевта. Человека довольно трудно заставить делать то, чего он не хочет. А индивидуальная терапия — это такая штука: человек приходит, добровольно впадает от тебя в зависимость, становится в каком-то смысле ребенком, но в то же время остается твоим заказчиком и может тебя рассчитать, уйти в любой момент.

А.Усков: — Мне хотелось бы ответить на слова, что психоанализа у нас нет. Я помню, когда в девяностые годы к нам стали приезжать западные коллеги и мы смогли посмотреть на себя со стороны, стало ясно, что в чем-то мы выглядим ничего, но в целом и образования недостаточно. и подготовка не очень, и главное, психоанализ ушел далеко вперед по сравнению с временами Фрейда. А у нас, кроме Фрейда и, может быть, какого-то случайного набора книг, тогда и не было ничего.

Действительно, до сих пор в России нет ни одного психоаналитика, который прошел бы по-настоящему полноценное обучение, признанное Международной психоаналитической ассоциацией. Но с такой проблемой сталкивались и в некоторых странах Западной Европы, когда после второй мировой войны была прервана преемственность психоанализа. В Германии, например, они ездили за границу, к ним кто-то приезжал — и через семь—десять лет у них появились свои психоаналитики.