Журнал «Знание-сила» - Знание-сила 1997 № 09 (843)

Минуту мы простояли молча, с волнением разглядывая простую утварь этого дома, хозяев которого, быть может, уже нет в живых.

Я подошел к столу и взял в руки металлическую трубу, сделанную из консервных банок. Когда я стал открывать ее, руки мои дрожали от волнения. Из трубы я вынул свернутые в рулон бумаги.

Седов!

Это были документы экспедиции лейтенанта Седова. Волнуясь, я стал просматривать листы, читая только заголовки. В этот момент у меня не было возможности подробно знакомиться с содержанием этих ценных документов. Но я понял, что был первым человеком, напавшим на след затерявшейся экспедиции и в то же время совершенно беспомощным, чтобы проследить ее дальнейший путь.

Судя по оставленным записям, Седов мог находиться от нас на расстоянии четырнадцати-пятнадцати часов полета, а мой «Фарман» способен продержаться в воздухе немногим более пяти часов. Находка произвела на меня такое сильное впечатление, что я забыл обо всем, даже о своем «Фармане», о полетах... В тот момент для меня, кроме Седова, не существовало никого.

Десятого августа разразился порядочный шторм от юго-запада. Опасаясь за аппарат, который стоял у берега, я счел нужным съездить на берег и покрепче привязать его».

Двенадцатого августа, когда шторм стих, Нагурский, взяв на борт капитана «Андромеды» штурмана Поспелова, предпринял полет из губы Архангельской на север, чтобы осмотреть берег и поискать пропавшие экспедиции.

О Поспелове, кстати сказать, упоминают в литературе довольно часто — ведь он впервые поднялся с Нагурским, чтобы посмотреть с воздуха ледовую обстановку. И стал, таким образом, первым в истории ледовым авиаразведчиком. А вот о мотористе Кузнецове вспоминают значительно реже. И совсем уж неизвестен второй помощник Нагурского — он, к сожалению, даже и в рапорте не упоминается, хотя Нагурский отзывался о нем восторженно.

Когда моторист заболел и был эвакуирован «Андромедой», с Яном Иосифовичем остался только один из матросов — крепкий парень, сибиряк, закаленный морозом и ветром. Звали его Костей. Он смотрел на летчика, как на божество, не вполне понимая, каким образом человек летает не хуже птицы. Однако нужно было все время следить за его могучими руками. Со своей медвежьей силой он мог повредить самолет, когда крепил его ко льду.

«В Арктике,— писал позднее Нагурский,— мне удалось выполнить пять полетов продолжительностью по четыре и более часов и несколько коротких, целью которых была разведка состояния льдов и их дрейфа.

Первый длительный полет был совершен по маршруту Крестовая губа — полуостров Литке, с посадкой на лед в районе острова Панкратьева. Я находился в воздухе четыре часа пятьдесят минут.

Второй раз я вылетел с нашей базы у острова Панкратьева в направлении Земли Франца-Иосифа, держа курс на остров Рудольфа, и возвратился к месту вылета. Этот полет был особенно тяжелым Четыре часа мне пришлось находиться в машине одному, причем большая часть пути прошла в густом непроницаемом тумане или при сильном снегопаде.

Третий полет я выполнил по направлению к Русской Гавани вдоль западного берега Новой Земли с возвращением к острову Панкратьева. Я летел в хороших метеорологических условиях при отличной видимости. В течение четырех часов смог провести ряд наблюдений. Таким образом я довольно подробно обследовал северную часть Новой Земли, ее топографию... Оказалось, что очень много топографических деталей в районе острова расходятся с имевшейся у меня картой.

Четвертый раз я полетел на восток от базы на острове Панкратьева, пересек Новую Землю, затем направился вдоль восточного берега к северу. Условия полета менялись, но в общем были сносными. Ширина острова в этом месте достигает ста километров. Это был один из самых длительных полетов — он продолжался четыре с половиной часа.

Трасса пятого шла от острова Панкратьева в Крестовую губу, где мы должны были встретиться с пароходом «Печора». Пришлось лететь три часа сорок минут при боковом ветре и очень плохой видимости».

Теперь, оглядываясь в прошлое, можно представить себе, насколько трудно доставались первые полеты в Арктике.

Целый месяц провел Нагурский на Новой Земле, но никаких следов экспедиций, за исключением креста, установленного Седовым, так и не было найдено. Однако за это время он сумел прекрасно усвоить уроки Арктики. Заключительные строки его рапорта и сейчас могут служить почти исчерпывающим наставлением для молодых полярных летчиков: «...После произведенных мною полетов у Новой Земли я отметил следующее, что может сослужить пользу для будущей авиации в арктических странах: в воздушных слоях температура так же изменчива в отрицательную сторону по сравнению с низкими слоями... В Северном Ледовитом океане очень часты изменения направления ветров на небольших расстояниях. Пролетая расстояние 220 верст, я встречал зачастую три-четыре направления ветров. Часты туманы и облачность. В летнее время полеты возможны круглые сутки ввиду полного света ночью. Самыми лучшими месяцами для летания в Северном Ледовитом океане считаю май и июль месяцы».

«Следующие экспедиции,— продолжал Нагурский,— следует снабжать гидроаэропланом как можно более портативным, дабы легко помещался на судне, позволял быструю сборку и разборку и был бы как можно больше грузоподъемным. Особое внимание следует обратить на поплавки... имея крепкие поплавки, с добавочными колесами, можно остановиться на одном шасси.

Следует брать запасные поплавки и побольше винтов: за один месяц моего летания лопнуло два винта.

Гидроаэроплан следует иметь выкрашенным в красный цвет, как более заметный среди белого.

Летчик, идущий в экспедицию, должен обратить особое внимание на верхнюю одежду: сапоги должны быть особенно теплые и непромокаемые, куртку следует делать из гагачьих или лебяжьих шкурок, поверх которой иметь романовский полушубок; брюки должны быть меховые, меховая шапка, желтые очки и две пары шерстяных перчаток.

В полет следует забирать с собой винтовку с патронами, моток стального троса, который необходим для укрепления аппарата, а также может применяться для других целей... Следует иметь с собою дымные ракеты с парашютом на случай, дабы привлечь внимание, нс забыть все необходимые запасные части для мотора, малый инструмент и провизию».

Как видите, Нагурский продумал, кажется, все до мельчайшей мелочи. Но мало того, он уже наметил перспективы использования авиации в полярных странах: «...Летать в арктических странах хотя и тяжело, но вполне возможно, и авиация в будущем может оказать гидрографии большую услугу в следующих случаях: при рекогносцировках льдов, в открытии новых земель, а также нахожденьем и нанесением на карту подводных пре1рад, препятствующих судоходству. С высоты