Журнал Поляна - Поляна, 2013 № 02 (4), май

— Что случилось? Что такое? — удивленно спросила Елена Белозерова, когда он вдруг остановился и замер в одной позе, словно к чему-то прислушиваясь, а затем быстро подошел к окну и, осторожно отодвинув портьеру, выглянул на улицу.

— Ничего, — задумчиво пробормотал он, — ерунда какая-то…

Последнее время вокруг него действительно творилась какая-то ерунда. То перед дверью обнаружилась аккуратная колбаска кала неизвестного происхождения, то во дворе болтались и искрили оборванные электрические провода, то хулиганы подожгли газеты в его почтовом ящике, то на крыле машины появлялось слово из трех букв… Это, конечно, не кирпич на голову, не взрыв газового баллона и уж, конечно, не полынья на малой Волге, однако, согласитесь, никак не могло доставлять большого удовольствия.

— Но ведь Гречишкин, Гречишкин-то никуда не исчезает! — вырвалось как-то раз у Канцелярова. При всем при том, что он продолжал категорически отказываться верить, что, может быть, это все-таки имеет какое-то отношение к энергетическим полям и силовым линиям. Твердил об этом даже с чрезмерной горячностью.

— Ты, как женщина, конечно, суеверна, готова поверить в эту чертовщину, — отвечал он Елене, когда та, озабоченная и напуганная странными знаками, видя недобрые предзнаменования, высказывала опасения, как бы с ним не произошло какой-нибудь беды, наподобие того, что случилось с Чемодановым. Иногда казалось, что он немного заговаривается. Например, называя всю мистику и магию «собачьей чушью», а себя убежденным агностиком и естественником, в то же время вдруг принимался без удержу бахвалиться, что, если кто и обладает особыми мистическими качествами, то только он сам. О, может быть, он действительно противен и смешон, — но пусть тот, кто замышляет против него недоброе, поостережется! Мол, у него и фамилия особая. Вовсе не от «канцелярии» или «канцелярских принадлежностей», как это может показаться на первый взгляд. О, в ней, в его фамилии содержится гораздо более страшная сила! Нечто злокачественное, фатальное, разъедающее, непобедимое. Она происходит от слова «канцер», то есть рак. И он казнит своих врагов страшными египетскими казнями!

— Ну, ничего, — в конце концов успокаивал он Елену (а на самом деле успокаивал самого себя), — скоро погуляем на свадьбе, а затем отправимся в какой-нибудь сказочный круиз…

Порой на него было жалко смотреть. Почернел, сморщился, сам стал похож на обгорелую спичку.

Несколько дней ничего не происходило. Канцеляров лишь зло шутил и язвил. И вдруг, проходя мимо своего покоробившегося, обгорелого почтового ящика, который еще не успели заменить и из которого еще сеялся газетный пепел, он увидел там что-то белевшееся. Протягивая руку, чтобы достать почту, он уже знал, что это могло быть, хотя весь его здравый смысл кричал ему о том, что подобного не может быть. Не могло повторяться так буквально!.. Однако это было оно — « нехорошее письмо ».

На следующий день ровно в полдень Канцеляров позвонил Елене Белозеровой.

— Вот сижу на скамеечке напротив Храма Христа Спасителя, — рассказывал он, — дышу свежим воздухом. Думаю, все у меня отлично схвачено. Ты знаешь, я, кажется, определил причину возмущения энергетических линий и силовых полей. И принял, так сказать, симметричный ответ. Чтобы все враждебное было истреблено на корню. Бетон, железо, как говорит полковник Петрович. Что теперь со мной может случиться?.. Елена молчала.

— Вот, кстати, — продолжал он, — гроза собирается. Странная, зимняя. Вот черные тучи, обсыпанные мерцающей электрической пудрой. Сейчас, поди, и молния врежет. Ведь не убьет же, а? Не убьет?.. — Немедленно приезжай ко мне, — сказала Елена Белозерова.

— Ты что, боишься за меня? — удивился он и, неожиданно, она даже не успела ничего ответить, расхохотался. — Я еду! — сказал он.

Чтобы доехать до прекрасного светлого дома на Пречистенке, Канцелярову потребовалось каких-нибудь пару минут. Прыгнул в дежурящую на углу машину, бросил личному водителю небрежное: «К ней!», и вот уже звонит у дверей чудесного особняка.

Ему открыли родители Белозеровы.

— А вы… — воскликнули они, — разве не улетели?

— Куда? — изумился Канцеляров.

— Ну как же! Да ведь вы же с Еленой собирались слетать перед свадьбой на Святую Землю…

— Да я… — пробормотал Канцеляров, по лицу которого словно прошла страшная судорога, — только что говорил с ней по телефону, я ехал к ней, она меня ждала!

Канцеляров пошатнулся, едва не грохнувшись в обморок. Родители Елены, поняв, что происходит что-то неладное, смотрели на него с ужасом. Потом набросились на него с расспросами, куда исчезла дочь Елена?

Он мрачно молчал, соображая. Его снова пронзили самые черные подозрения. Чувствовал, что от бешенства его затошнило. Он протиснулся между хозяевами и ринулся в дом. Пробежал по всем комнатам сверху до низу.

Он все еще не понимал, ему не верилось, что это не игра, не отговорки, не интриги. С черным лицом выслушал, что еще вчера Елена действительно объявила родителям, что улетает с ним, с Канцеляровым, на пару дней поклониться Святым местам и т. п. Теперь родители припомнили, что последнее время она вообще вела себя как-то странно. Якобы, разговаривала сама с собой — что-то странное о нехорошем письме, проклятых волжских струях, о какой-то зажигалке…

— Объясните, наконец, что происходит! — взмолились родители, обращаясь к Канцелярову.

Но теперь тот сделался словно каменный. Все еще не мог поверить… Как же так? Он только что с ней разговаривал! Он набрал номер, медленно приложил телефон к уху. Но теперь ее телефон молчал, связи не было. Глухо. Намертво. Где-то на задворках неба погрохатывал отдаленный гром.

Канцеляров не верил, но теперь должен был поверить: молния, которой он так опасался, все-таки ударила. Но попала не в него.

С тех пор прошло несколько лет. Цветут жасмин, вишня, сирень, черемуха и прочие прелести. Живут в домике у реки на окраине провинциального русского городишки он и она. Живут не без трудностей, бедно, невзрачно, но в целом терпимо, дружно. Тихо-тихо. Он запустил бороду, учительствует, но не пьет. Она медсестра в фельдшерском пункте, но не гуляет. Плюс огородик, кролики, рыбалка, несколько ульев. Ходят в церковь. Не то беженцы, не то вынужденные переселенцы. Таких всегда полгосударства, ищущих не то чтобы счастья, а хотя бы покоя. Кроме Бога, ни на кого не надеются. Детишек аж четверо. Гришка, Мишка, Машка и Наташка. Все погодки. Кто в мать, кто в отца. Ужасно похожи. Кроме старшего, блекло-рыжеватенького, зеленоглазенького и плосколицего, засипшего, с вечными ларингитами, — сколько ни отпаивали парным молочком.