Журнал Поляна - Поляна, 2013 № 03 (5), август

— Вау! (А мы, песцы, не приручаемся!)

— Так уж и не приручаетесь? Ты же почти совсем ручной. И еду из моих рук берешь, и спишь рядом, и не обижаешься, если наругаю или шлепну тебя за проказы. Давай будем жить вместе?

— Вау! (Нет, мы — кочевники. Мы любим бегать, разные другие места узнавать. Я тоже скоро убегу, а за еду спасибо, кто ж от еды откажется?)

— Говорят, вашего брата и на паковом льду видели, далеко-далеко от земли. Что же вы там едите? Ведь ни лемминга, ни куропатки там днем с огнем не сыщешь?

— Вау-вау! (Зато медведи есть!)

— Вам удается загнать и сожрать медведя?

— Вау! (Сожрешь его, раскатал губу! Он сам кого хочешь сожрет!)

— Не пойму тогда…

— Вау! (А мы за ним ходим. Добудет мишка нерпу или моржа, все ведь не съест. Всегда останется мясо на косточках, лапки, морда, ласты, шкура. А тут и мы…)

— Так он делится с песцами? Не знал, что они такие благородные животные!

— Вау-вау-вау! (Какой там «благородные»! Обжоры еще те! Но глупые. Ты видел, как медведь добытую нерпу жрет?)

— Только в бинокль.

— Вау! (В бинокль всего не углядишь… Если мишка сытый, он лишь жирок объест с нерпы добытой. А всю тушу бросает и уходит за новыми приключениями. И тут нам пир горой! Все, кто из нашего брата есть в окрестностях, все прибегают на свежину. Важно быстрее бургомистров успеть. Совсем негодная птица. Начисто острым клювом все выклюет, ничего не оставит. Мало того: если зазеваешься, и тебе глаз выбьет, а потом и заклюет насмерть. Ну, естессно, и мы их тоже… Ляжешь на бережку, мертвым прикинешься, а одним глазом смотришь. Ну и… в общем, как повезет…)

— А если мишка голодный?

— Вау! (Тогда все сожрет, ни кусочка не оставит. Но шкуру не ест и на ластах довольно жил останется, чтобы погрызть раз-другой и наесться. Мы, песцы, народ не привередливый, ни шкурой, ни жилкой не брезгуем. Даже каменно-замерзшее мясо едим. Подышим-подышим на него, оттаиваем и грызем.)

— И что, «босые» не гоняют вашего брата?

— Вау! (Еще как гоняют! Тут гляди в оба! Не успеешь увернуться, такую плюху получишь — летишь, как чайка!)

— Так что же вы в тундре не живете? Мышей не едите?

— Вау! (Как это не едим? Лемминг — основное наше питание. Только не каждый год они бывают, мыши эти. И потом, тяга к странствиям у нас, охота к перемене мест, немногих добровольный крест, как вот у Онегина вашего, помещика богатого. Тоже ведь не сиделось ему: и там и сям наследил…)

— Н-ну, ты грамотный? Прям редкостный песец! Где учился-то?

— Вау-вау-вау! (До всего сам доходил… На заброшенных зимовках книжек навалом, на берегу моря — всяких фляжек из-под духов-шампуней, — начитаешься и нанюхаешься до одури! Мочевой автограф, если ты воспитанный песец, оставишь: «Нюхал, читал и пробовал на зуб недоросль Черныш», и бежишь себе дальше.)

— Мое уважение к Вам, о недоросль Тундры, высокоученый Черныш, многократно возросло! — Гарт шаркнул ногой по щебенке и склонился в поклоне, — ныне же властью, данной мне свыше, в ознаменование великих подвигов Ваших, произвожу Вас в графское достоинство и рекомендую всем именовать Вас не иначе как Его Сиятельство, Граф Чернышов-Таймырский! В награду же Вам — съедобная медаль, каковая будет выдана немедленно и без судебных проволочек!

— Вау-вау-вау! — обрадовался Его Сиятельство, встал на задние лапки и исполнил Танец Тундрового Песца. Был награжден «медалью» в виде куска вяленой оленины и приступил к трапезе.

( Продолжение следует .)

В пятницу, придя домой со службы, Пятиплюев решительно заявил жене:

— Хватит валяться на диване и тухнуть возле телевизора! Мы должны отдыхать, как отдыхают культурные люди, обогащать себя новыми впечатлениями!.. В общем, завтра же мы идем на концерт!

Жена Пятиплюева, стройная голубоглазая блондинка, стоя у плиты и помешивая что-то ароматное в кастрюльке, обернулась, одарив его очаровательной улыбкой.

— Дорогая, я думаю, Шостакович это то, что нам нужно! Представь, чарующие звуки скрипки под мужественный аккомпанемент рояля. Лилии расцветают в волшебном саду, — расписывал Пятиплюев, уминая домашние куриные котлеты с гарниром из риса с розмарином. — Как раз сегодня я встретил на улице Корзухина. Мы приглашены!

Ночью он мечтательно улыбался во сне. Ему снился Корзухин во фраке, скрипка и белый рояль. Он парил над землей, и прекрасные женщины в прозрачных одеждах осыпали его цветами.

Проснувшись после полудня, Пятиплюев откушал оладушков со сметаной, напился простокваши, добавил тарелочку наваристых пышущих жаром щей и, обретя полное благодушие, посвятил оставшееся до выхода в свет время разглядыванию облаков.

Жена, сбросив халатик, скрылась в ванной и спустя час появилась в вечернем туалете, пудре и золоте, сверкая, как сверкают все тридцать два зуба у голливудской кинозвезды.

Пятиплюев удовлетворенно крякнул, отметив про себя, что валяться на диване тоже может быть делом весьма привлекательным… Но жена уже накидывала шубку, и Пятиплюев, рассудив, что одно другому не мешает, а даже наоборот, быстро прыгнул в костюм, схватил пальто и поспешил за машиной.

В зале было немноголюдно, поэтому Пятиплюевы расположились в первом ряду, дабы посторонние не вклинились между ними и флюидами прекрасного.

Пианист, разминаясь, наигрывал легкий мотивчик, задирая мосластые плечи выше головы. Весь он походил на громадного паука, длиннющие ноги его не умещались под инструментом и торчали коленками в стороны.