Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016

Катя Капович. Другое.

М.: Воймега, 2015

У Кати Капович слышны голоса то Державина, то Пушкина, то Фета, то Блока… И вместе с тем она остаётся поэтом «эмигрантским», впитавшим в себя настроения и мироощущения далёких предшественников: скажем, Георгия Адамовича, Владислава Ходасевича, Георгия Иванова… «Так совершенно ничего,/так абсолютно ни к чему/ ем, засыпаю, зрю кино – / полтинник вот перемахну», «Часом раньше, часом позже все умрём…», – не близко ли всё это по настроению к таким стихам, как «Без отдыха дни и недели…», «Играю в карты, пью вино…», «Мне весна ничего не сказала…»?

Конечно, главное у Капович – то, что она, переплавляя опыт золотого и серебряного века, выстраивает свою собственную поэтическую линию, картину мира, говорит своим голосом. Усталость, разочарованность, безнадёжность живёт на всех страницах сборника; от мира поэт не ждёт ничего нового: люди в нём словно слепцы Брейгеля и профаном оказывается даже грамотей, учащий правильно жить других – пока ему не «полоснёт по глазам» восхваляемая им «капля лазоревой краски». Да, она пишет: «Свет на небе отлимонной корки,/жизнь спешит, сухой песочек в колбе, / вверх плывут кораблики-моторки, / а вокруг всё небеса-задворки», – но насколько лексически богата её речь, и сколько стихов в книге! – и то и другое ведь совершенно несовместимо с усталостью и разочарованностью, – зато совместимо с неизбывным творческим подъёмом, с любовью к жизни – любовью радостной и горькой, с готовностью отвечать жизни «да!», воспевать прошлое, настоящее и с надеждой заглядывать в будущее. «Говорят, в России говорят по-русски / от зари и до зари» – разве в этих намеренно простоватых, наивных словах – опустошённость? Нет – любовь, а без неё нет поэзии.

Зинаида Миркина. Хождение по водам.

М. – СПб.: Университетская книга, 2016

«Мы расходились кто куда,/ Но в Боге – место встречи» – вот очень важные строки. Впрочем, автор всегда говорит о важном, о главном. Отшумят беды, замолкнут речи – и наступит тишина, и только в тишине сможет «заговорить» Бог, не заглушаемый нашими голосами, не заслоняемый нашими самолюбивыми «я». В этих строках я слышу и поэтический смысл: стихи Миркиной – «место встречи» у родника, который питает поэтическую культуру, они – обращение к источнику жизни, к её корням. Эта поэзия лишена метафор и формальных прикрас: дух не нуждается в пластических образах и эстетическом оформлении. Книга не удивляет, не служит услаждению слуха; тем, кто принял и понял её, она помогает каждое утро смотреть на мир «промытыми глазами», воспринимать его не дробно, а во всецелости. «Тебе так надо новизны,/А рядом только три сосны,/ Всё тот же самый древний лес/Да широта немых небес». Да, тот же лес, то же небо, и всё тот же Бог– и «не хватит сотен тысяч лет,/Чтоб исчерпать всё тот же свет». Зинаида Миркина – не любуется лесом, не любуется небом, не любуется светом; она сама – часть мира, одно с ним целое.

Андрей Коровин. Снебапад.

Спб.: Алетейя, 2016

«Рассказывающие» верлибры – это скорее плохо, чем хорошо, – поскольку они всё-таки представляют собой не стихи, а прозу с лёгким поэтическим прикидом. Поэзия в основе своей музыкальна: уходит музыка – уходит и поэзия. Однако бывают исключения – когда слово в «рассказывающих» верлибрах приобретает особый, уже не «прозаический» звук.

Таков «Снебапад». Не уверен, что отсутствие знаков препинания и в рифмованных стихах здесь говорит об интимных взаимосвязях слов или отражает поток сознания: всё равно приходится мысленно расставлять точки и запятые. Реальность у автора столь счастливо и светло преображена, что ей тесно в своих рамках и она переходит во вдохновенную фантастику, иначе сказать – живёт в фантастических образах. Стихи Коровина, по настрою близкие к петербуржцу Дмитрию Григорьеву, искрятся, смеются, паря над землёй («Мои золотые матросы /живут в небесах корабля»; «…мы пойдём с тобою на рынок / и купим небесных персиков»), или лучше сказать так: в стихах Коровина – земное, над которым видишь небесное. Он поэт воздушный, поэт поющий, поэт живого, одушевлённого, очеловеченного мира: мы встречаем в книге и «луг поющий и осипший берег», и поющих рыб, и сосны, у которых «солнце грызёт стволы», и «взлетающее небо»; в изображении поэта даже «снегири как пасхальные яйца / выпрыгивают из-за кустов»… Но Коровин не безоглядно любуется жизнью, радость бывает оплачена тяжёлыми часами, когда на душе зима и волки воют… нет, я написал машинально: не воют, а опять же – «поют»! И если у Апухтина «чёрные мысли как мухи», то у Коровина чёрные мысли – «снег, налетающий из темноты,/ словно собака в прихожей». Умение даже в горе улыбнуться – редкое качество И редкое – смотреть на мир добрыми глазами, его несовершенства наделяя сказочным обаянием – например, вот о «зелёном бомжике»: «он бог весны в своём районе/ чумазый одичавший царь/его приветствуют вороны/ и пень любой его алтарь». Радость и юмор Коровина – вызов унынию и «серьёзности.

Г. Русаков, Дни. – М.: Воймега, 2016. – 128 с. ISBN 978-5-7640-0194-4

В новой книге стихов Геннадия Русакова нет той трагической напряженности, присущей его «Разговорам с богом» и «Письмам Татьяне», однако, читатель сразу распознает лирического героя по его всматриванию в мир, который «исходно страшен» и живет сам по себе «на пространстве в сорок тысяч глаз». Лирический герой здесь (как и в других книгах) отзывчив на взрывы почек, которым «тесна обёртка»; на юность и красоту (искренне жалея при этом детские полулюбови); на «липы Шаховых» и «объем пространства над Окою». Также, как и других стихах, он рассуждает о смерти, старости, судьбе, болезнях, смене времен года и поколений; говоритолюдяхсвоей «последней страны», протяжной как «альтовая струна, звучащая от моря и до моря». Лирический герой Русакова – свидетель «века своего», вырастающий «не спеша, по малу», подобно напрягшемуся бутону, и слушающий колесный стук поездов, эти «перемещенье движущихся тонн». Он «помнит свой шесток», «ареал размером в три двора», это его «ночами будит» дождь, чтобы он взялся за перо:

Я про червей, что выбрались на свет/ и захлебнулись воздухом зелёным. / Я про тугой велосипедный след/ наискосок ведущий к школьным клёнам.// Я про июль в насупленном платке./ Про утро без дождей и без укора./ Про гуканье буксиров на реке/и прочее из этого набора. ‹…›

Собственно, перечисление этого набора, уже знакомое читателю, как мне кажется, будет этим читателем воспринято с благодарностью. Мне же на этом фоне представляются удивительными другие стихи – стихи утонченного опыта, взвешенных эмоций, неслучайных слов и осенней игры света и тени (как тут не вспомнить знаменитое «вот и лето прошло…»):