Драмы и комедии

Ю л я (совсем сконфуженно) . Я, кажется, сказала глупость. Нахальство, что мы вас беспокоим.

Г у д о в и ч. Уж беспокойте, что поделаешь.

Ю л я. Может, вы пришли бы чуточку пораньше и послушали, как мы поем. Посоветовали бы, с чем нам стоит выступать, а с чем не стоит.

Г у д о в и ч. За это с вас взятка.

Ю л я. Если не очень большая…

Г у д о в и ч. Сейчас увидите. (Идет в соседнюю комнату и выходит оттуда с нотами.) Это песня из моей оперы. Вы с ней уже знакомы.

Ю л я (читает) . «В поднебесье сокол кружит, в поднебесье сокол кружит, а по нем дивчина тужит…» Да, знакома.

Г у д о в и ч. Я хочу послушать ее в вашем исполнении.

Ю л я. Боюсь, что не справлюсь.

Г у д о в и ч. Попробуйте. Это нетрудно. (Поет срывающимся голосом первые строки песни.) Вот так!

Юля сдерживает улыбку.

Не так, конечно, — лучше. Голос у меня не ахти.

Ю л я (становится в позу, откашливается) . Наверно, ничего не получится.

Г у д о в и ч. Получится, получится. (Идет в соседнюю комнату, оттуда слышна музыка.)

Ю л я (начинает петь) .

(Поет сначала неуверенно, потом голос понемногу крепнет.)

(Уже совсем овладела собой и поет с вдохновением.)

Вдруг в мелодичные звуки песни врывается резкий вой сирены. Юля замолкает, тревожно прислушивается.

Г у д о в и ч (бросил играть, выходит из соседней комнаты) . Чего вы испугались?

Г а н н а Я к о в л е в н а. Тревога.

Г у д о в и ч. Осоавиахим людей пугает.

Г а н н а Я к о в л е в н а. Кто его знает… В такое время…

Г у д о в и ч. А что — время? В праздник самый раз тренироваться.

Ю л я. Мне нужно на сборный пункт.

Г у д о в и ч. Это куда же?

Ю л я. На Комаровку.

Г у д о в и ч. Ну, милая! Покуда вы добежите, уже отбой будет. Давайте кончать. Пусть только реветь перестанет.

Г а н н а Я к о в л е в н а (прислушивается) . Будто жилы из меня тянет.

Сирена смолкает.

Г у д о в и ч. Ну, вот я все. (Идет к роялю.)

Снова слышны звуки музыки.

Ю л я (поет) .

(Ее не покидает беспокойство. Сбивается с такта, кусает губы, замолкает.)

Г у д о в и ч. Еще раз это место, Юленька, и я перестану вас мучить.

Ю л я (усилием воли овладевает собой, поет) .

Без стука входит М и г у ц к и й. Все удивленно смотрят на него.

М и г у ц к и й. А тут тишь да гладь.

Г а н н а Я к о в л е в н а (зашикала на него, замахала руками) . Не мешайте.

Ю л я (поет) .

Мигуцкий слушает с иронической улыбкой.

Г у д о в и ч (Мигуцкому) . Во-первых, с добрым утром.

М и г у ц к и й. Сегодня это не обязательно.

Г у д о в и ч. А во-вторых, совсем у нас не тишь. Мы здесь шумим.

М и г у ц к и й. Завидую вашим нервам.

Г у д о в и ч. А что нервы? Нервы как нервы.

М и г у ц к и й. Война, а вы песнями забавляетесь.

Г у д о в и ч. Что вы выдумали! Какая война?

М и г у ц к и й. Настоящая, с немцами.

Г у д о в и ч. Хотя бы раз вы, Анатолий Захарович, пришли с приятной вестью! Вы отворяете двери, и я уже дрожу: знаю, что вы что-нибудь ужасное сообщите. Кто это вам сказал про войну?

М и г у ц к и й. Молотов, Вячеслав Михайлович.

Г у д о в и ч. Вам одному?

М и г у ц к и й. Всем, по радио. (Включает репродуктор.) Да у вас и радио не работает.

Г у д о в и ч (с упреком) . Аня, я же просил позвонить на радиоузел.

Г а н н а Я к о в л е в н а. Звонила. Обещали починить и не пришли.

Снова слышен вой сирены.

М и г у ц к и й. Вот, пожалуйста.

Гудович, Ганна Яковлевна и Юля тревожно прислушиваются к сирене.

Ю л я. Побегу. Мне на сборный пункт нужно. До свидания! (Убегает.)

Г у д о в и ч. Прощайте, Юленька. Мы, по-видимому, сегодня не встретимся.

Ю л я. Вечер, наверно, отложат.

Г у д о в и ч. Вот оно — самое страшное.

М и г у ц к и й. Дело серьезное.

Г а н н а Я к о в л е в н а. А вы так спокойно говорите.

М и г у ц к и й. Не имеет смысла волноваться.

Г у д о в и ч. Я тоже не сомневаюсь, что мы победим, однако…

М и г у ц к и й. Я-то не совсем в этом уверен.

Г у д о в и ч (не верит своим ушам) . Как! Вы думаете…

М и г у ц к и й (спокойно) . Немец ударил неожиданно. Он не даст нам провести мобилизацию.

Г у д о в и ч. И что тогда?

М и г у ц к и й. А тогда… Сами можете догадаться. Вы не маленький.

Г у д о в и ч (с внезапным возмущением) . Вы снова меня пугаете? Ужасный вы человек! Лучше бы вы не приходили.

М и г у ц к и й. Я не пугаю. Но ведь я не страус, чтобы прятать голову под крыло.

Г у д о в и ч. Вы не страус, вы — ворон.

М и г у ц к и й. Ворон — трезвая птица.

Г у д о в и ч. Так почему же эта трезвая птица, черт бы ее побрал, так спокойно каркает, если она чует гибель?

М и г у ц к и й. А чего нам волноваться, Павел Андреевич? От нас тут ничто не зависит. Все решится без нас.

Г у д о в и ч. Как это без нас? Судьба страны решается, а мы сложа руки будем стоять в сторонке?

М и г у ц к и й. Она решается там, на фронте. Если вы такой вояка, берите винтовку или пулемет и решайте ее.

Г у д о в и ч. Не обязательно же на фронте. На фронте я, конечно, не воин.

М и г у ц к и й. А как же вы думаете решать судьбу страны?

Г у д о в и ч. Я еще не знаю. Но я спрошу, мне скажут, что нужно делать.

М и г у ц к и й. Пока вы соберетесь, фашист сцапает вас, как куропатку.

Г а н н а Я к о в л е в н а. Типун вам на язык!

Г у д о в и ч. Ну нет, дудки! Как вы ни каркайте, сюда они не дойдут. А если б уже случилось такое несчастье, так я не дурак оставаться здесь, чтобы они издевались надо мной.

М и г у ц к и й. А зачем им над вами издеваться? Вы — человек искусства, никакой не политик, человек глубоко беспартийный.

Г у д о в и ч. Но ведь я — советский человек. (Спохватившись.) Да вы что? Уговариваете меня остаться?

М и г у ц к и й (деланно смеется) . Чудак вы, Павел Андреевич.

Слышны отдаленные взрывы.

Г а н н а Я к о в л е в н а (встревоженно) . Что это?

М и г у ц к и й. Зенитки… А может быть, бомбы.

Г а н н а Я к о в л е в н а. Неужто бомбы?