Драмы и комедии

П е р в а я ж е н щ и н а (быстро подходит и выбрасывает из шляпы окурки) . Чтоб вы пропадом пропали, злыдни проклятые!

Подходит М и г у ц к и й.

М и г у ц к и й. Что это вы делаете, Павел Андреевич?

Г у д о в и ч. Хлеб зарабатываю.

М и г у ц к и й (заглядывает в шляпу) . Не много ж вы заработали.

Г у д о в и ч. Зато честно.

М и г у ц к и й. Опасный это хлеб.

Г у д о в и ч. Разве он кому-нибудь поперек горла?

М и г у ц к и й. Это демонстрация. Вы нарочно выставляете напоказ свои страдания: «Вот смотрите, мол, до чего меня довели!»

Г у д о в и ч. Я ничего страшного не делаю: играю людям песни. Если и это пугает кого-нибудь, значит, плохи их дела.

М и г у ц к и й. Вы играете с огнем. Бросьте эту опасную глупость. Пока вам протягивают руку помощи, примите ее. Это вам советует ваш истинный друг.

Г у д о в и ч. Друг мой истинный! Не мешайте мне зарабатывать свой хлеб. Вы отпугиваете от меня публику.

М и г у ц к и й (отходит) . Сумасшедший старик.

Входит М а р ф а П е т р о в н а, она с базарной кошелкой.

М а р ф а П е т р о в н а. Нет, он не сумасшедший. Он хороший человек.

М и г у ц к и й. А вы откуда знаете, что он хороший?

М а р ф а П е т р о в н а. А это мой сосед. Мы с ним через коридор живем.

М и г у ц к и й. Этот ваш хороший человек плохо делает.

М а р ф а П е т р о в н а. А что ж тут плохого? Песни неплохие. Вот только нехорошо, что с протянутой рукой пошел. Ну да, видно, горе заставило.

М и г у ц к и й. Горе заставило. Вот тебе и соседка. Через коридор живет, а ничего не знает.

М а р ф а П е т р о в н а (заинтригованная) . А что такое?

М и г у ц к и й. Идите-ка сюда. (Отводит ее в сторону.) Как вас зовут?

М а р ф а П е т р о в н а. Марфа Кульбацкая.

М и г у ц к и й. А отца как звали?

М а р ф а П е т р о в н а. Петрусь.

М и г у ц к и й. Так вот, Марфа Петровна. Ваш сосед действительно хороший человек. Мало того — он выдающийся человек, и мне его жаль. Он может погибнуть.

М а р ф а П е т р о в н а. Через это, что играет?

М и г у ц к и й. Вот именно. Видите ли, он тут играет не просто так. Его кто-то подговаривает на это. Немцы если узнают…

М а р ф а П е т р о в н а. Кто ж его подговаривает?

М и г у ц к и й. Мало ли теперь всякой дряни. Может, кто-нибудь нарочно хочет под монастырь подвести. Вы там никого не замечали?

М а р ф а П е т р о в н а. Приходит к нему иногда один, тоже музыкант… Шкуранков или как там его. А больше я никого не замечала.

М и г у ц к и й. Вы, должно быть, не очень присматривались.

М а р ф а П е т р о в н а. Ну, известно. Разве у меня то на уме! Как уйду на рынок, так, бывает, что и целый день там протолкаюсь.

М и г у ц к и й. Жаль человека. Еще на виселицу угодит. Вы все-таки приглядывайте.

М а р ф а П е т р о в н а. А что толку, что я буду приглядывать? Чем я тут помогу?

М и г у ц к и й. А вы, если кто к нему будет приходить, скажите мне. Больше вам и делать ничего не нужно. Ну, можете иногда подслушать, о чем будут говорить. Вот вам мой адрес. (Вынимает блокнот, записывает и дает ей адрес.) И немного денег… за беспокойство.

М а р ф а П е т р о в н а. А за что же деньги? Невелико беспокойство. Для доброго человека я и без денег послушаю.

М и г у ц к и й. Вы только ему, соседу, ничего не говорите, а так, потихоньку. Он сам станет куда-нибудь ходить. Это еще хуже.

М а р ф а П е т р о в н а. Что ж, мне не трудно. Через коридор живучи. Я раз пять на день бываю у них.

М и г у ц к и й. Ну, вот и хорошо. Я хотел бы знать, кто там его подбивает на такие дела. Значит, договорились. Я вас буду ждать. (Отходит.)

Г у д о в и ч (играет и поет охрипшим голосом) .

Вдруг чистый девичий голос подхватывает песню.

Люди оглядываются на девушку. Это Ю л я, одетая в серый ватник, обмотанная теплым платком. Гудович встретился с ней взглядом и узнал ее. Губы его задрожали, лицо просветлело. Маскируя волнение, он закашлялся. Пение оборвалось. Люди щедро кидают в шляпу рубли, делятся впечатлениями, расходятся. Улучив момент, Юля бросает в шляпу бумажку и быстро отходит. Гудович осторожно кладет на землю скрипку, берет в руки шляпу и вынимает из нее рубли. На деньги с завистью смотрит сидящий рядом нищий.

Н и щ и й. Ты, господин, меня ограбил.

Гудович с недоумением глядит на него.

Мои деньги загреб. Это все было бы в моей шапке, а попало к тебе в шляпу. Пришел на мое место и разрешения не опросил. У нас, нищих, так не водится.

Г у д о в и ч. Я и в самом деле тебя обидел. На! (Кладет рубли ему в шапку.)

Н и щ и й. Оставь себе что-нибудь. Ты же все-таки пиликал тут и горло драл.

Г у д о в и ч. Мне не нужно.

Н и щ и й. И мне твоего не надо. Нищий нищему не дарит. На, забирай. (Кладет часть денег Гудовичу в карман.)

Не вынимая из шляпы, Гудович разворачивает и читает бумажку. Оглядывается вокруг. Прячет бумажку в карман. Людей возле него нет, все отхлынули в противоположный конец сквера. С той стороны доносится приглушенный гул. На сцену входит г и т л е р о в е ц с автоматом в руках. За ним, со связанными назад руками, спотыкаясь, идут м у ж ч и н а и ж е н щ и н а. Одежда на них висит клочьями, сквозь дыры видно истерзанное тело, на лицах следы побоев. У женщины глаза опухшие. У каждого на груди фанерная дощечка с надписью. У мужчины: «Я стрелял в немецких солдат», у женщины: «Я помогала партизанам». За арестованными с автоматами наперевес идут г и т л е р о в ц ы. Поодаль, по сторонам и сзади, — т о л п а л ю д е й. В толпе приглушенный гул возмущения и слова сочувствия.

Г о л о с а. Их на виселицу гонят. — Бедные! Что же вы попались этим палачам в руки? — И женщина, бедняга! Может, дети-сироты остались. — Не плачьте. Им и так тяжело. — Родина вас не забудет!

П а р т и з а н к а. Смерть фашистским…

Удар приклада сбивает ее с ног. Двое солдат снова поставили ее на ноги и пинками принуждают идти дальше.

Г о л о с а. Выродки проклятые. Звери. — А наши — герои. На смерть идут с поднятой головой. — Герои. Шапки перед ними снимать надо.

Все, как по команде, снимают шапки.

Г и т л е р о в е ц (резко поворачивается и наставляет автомат) . Цурюк!

К о н в о й с а р е с т о в а н н ы м и удаляется. Люди, угнетенные виденным, стоят понуро и молчаливо. У женщин на глазах слезы. У одной нервы не выдержали — она заплакала навзрыд.

Гудович стоит на том же месте. Все о нем забыли. Вот он поднимает скрипку к плечу и тихо, чуть слышно играет: «Широка страна моя родная»… Будто электрический ток прошел по толпе. Поднялись головы, распрямились плечи. Люди минуту слушают, как зачарованные, а затем тихо, как заговорщики, начинают петь. Поют мужчины, держа шапки в руках, поют женщины с мокрыми от слез глазами. Опустился занавес, а песня все еще звучит, как победа несокрушимого духа.