Иван Ром-Лебедев - Ехали цыгане...

И л ь я. В Белгороде — немцы. Там теперь не наша земля.

Т о л к у н. Ты на своей земле живешь?..

И л ь я. На русской!

Музыка.

Появился П о э т.

П о э т.

Поэт исчез.

За это время рядом с Ильей выросли А к и м и Л у ш к а.

Сзади Толкуна появились ц ы г а н е.

А к и м (кричит) . Анисим… Ты же родился на этой земле, в русской степи! Пятьдесят лет бродил по этим дорогам…

Т о л к у н. И там такие же дороги, такое же небо, такие же степи.

Л у ш к а. Анисим!.. Над Волгой зарыт твой отец. В Оренбургских степях лежат два твоих сына… Возле Енисея, у сосны, — мать. Ну, плюнь на них! Предай!..

Т о л к у н. Хватит! Не скальте на меня зубы!..

И л ь я. Вредный ты человек, Анисим! И для себя, и для этой земли — вредный!.. (Ушел.)

Нарастает свет.

Т о л к у н. В дорогу!

Отдаленные молнии, гром.

Никто из цыган не тронулся с места.

(Угрюмо стоящим цыганам.) Запрягайте коней!..

Н э ф а. Куда лезешь?! Не видишь, туча полнеба закрыла.

Т о л к у н. Не оттуда беду ждете. Гроза, может, и стороной пройдет, а тут хуже грозы надвигается. По кибиткам!..

А к и м. Анисим, мы с Лушкой здесь остаемся. На своей земле хотим помереть.

Т о л к у н. И помирайте!.. Других за собой туда, в землю, не тяните.

С е н ь к а. И я остаюсь с Акимом.

Т о л к у н (схватил Сеньку за ворот рубахи) . Научился оскаляться?!

С е н ь к а. Один, что ли, я не хочу ехать? Весь табор. Сказать тебе боятся.

Т о л к у н (обвел глазами табор) . Кто еще?!

Цыгане молчат.

Говорите… Не трону! Клянусь!

Молния, гром.

С т а р и к. Грозы, грозы… боимся. Увязнем.

Т о л к у н. Здесь скорей завязнешь. С комиссарами нам не ужиться. Кто еще?

Все молчат.

(Сеньке.) Что ж ты врал на цыган?! (Трофиму и Рябчику.) Приторочьте его к оглобле. (Сеньке.) Всю дорогу — один раз кнутом по коню, другой — по тебе. Сразу в себя придешь. В дорогу!

Молния, гром.

Музыка.

Песня табора.

Табор готов тронуться с места: женщины с детьми, с узлами. Толкун, Трофим, Рябчик — впереди.

А к и м (загораживая собой дорогу) . Ромалэ!.. Переждите грозу! Тут же болото, увязнете!

Т о л к у н. Трофим, Рябчик, в кнуты!..

Ослепительная вспышка молнии, удар грома. В свете молнии К о ж и н, И л ь я и т р о е в о о р у ж е н н ы х б о й ц о в. Немая сцена.

К о ж и н (весело улыбаясь) . Узнали?!

Цыгане угрюмо молчат.

Что ж вы? Вроде не так давно виделись?..

Т о л к у н. Некогда нам, товарищ, с тобою разговоры вести. Торопимся. Авэн!

К о ж и н. Обождите. Нам тоже некогда. Давайте, друзья, поговорим по-хорошему. (Табору.) У нас к вам, товарищи цыгане, от революционного отряда… великая просьба… Одолжите, братцы, коней.

Цыгане осторожно переглядываются.

Р я б ч и к. Ха!.. Это как же — «одолжить»?

К о ж и н. Дней на пять, не больше. До Тулы слетать и обратно.

Т р о ф и м. Ничего себе! Может, вам мою жену одолжить?.. Она еще…

К о ж и н. О! Остряк-самоучка. Зря, браток, стараешься, сейчас ни вам, ни нам не до смеха. Люди гибнут. Раненые.

Т о л к у н. И мы — люди! Тоже погибать не хотим.

А к и м. Чего ты расплакался? Над нами еще не виснет. Или не можем маленько повременить ради людей?

И л ь я. От лютой смерти спасти! Кулацкие гады после утренней трепки небось зубами скрипят. Каждую минуту могут наскочить. Сами понимаете, уж они-то потешатся над людьми, поиздеваются… Есть у вас совесть?! Или только о себе думаете?!

Л у ш к а. Чего ты на нас? Мы с отцом своего коня отдадим.

С е н ь к а. И моего пусть берут.

С т а р и к. Если уж так надо…

К о ж и н. Надо, отец! И — срочно!

А к и м (Кожину) . Коней восемь наберем, а остальных, просите… (Смотрит на Толкуна.)

Т о л к у н (яростно) . Что ты на меня уставился?! И я, как все! Выпрягайте моего, берите!

И л ь я. А табунок?

Т о л к у н. Какой табунок?

И л ь я. Вон там, за последней кибиткой…

Т о л к у н (взорвался) . Ты что тут командуешь?! Не мы, цыгане, заварили всю эту кашу! Вы заварили, вы и расхлебывайте. Нет у нас коней! (Цыганам.) Чего вы стоите?..

Цыгане было тронулись…

К о ж и н (загородил дорогу) . Куда?.. Или не слышал, о чем вас просят?..

Т о л к у н. Ничего не слышал, ничего не знаем. (Размахивая кнутом.)

К о ж и н. Стоп! (Дал знак бойцам.)

Илья и бойцы подошли к Толкуну.

Вот что, гражданин Толкун. Царя и того по ветру пустили. Керенский в бабьей юбке сбежал, а для тебя одного щелчка хватит.

Т о л к у н (поднял руки) . Все!.. Куда же мне с вами тягаться — у вас винтовки, сабли… Вы же все отбираете — и землю, и хлеб, и усадьбы…

К о ж и н. У кого — забираем, а кому — даем. Илья, забери коней. Всех до одного! (Цыганам.) Обещаю вам, братцы, через пять дней — вернем! (Толкуну.) А тебе, царь цыганский, князь финляндский, советую: не вздумай на своих цыганах отыгрываться. Я — такой: узнаю — рубану сплеча! Получится — два Толкуновых! (Ушел.)

Сенька, бойцы, Илья скрылись.

Т о л к у н. Вот они — огненные кони!.. (Тяжело оглядел весь табор, остановил взгляд на Акиме.)

Музыка.

Возник нарастающий топот коней.

Перед Акимом встали Лушка, Сенька и часть ц ы г а н.

Сзади Толкуна тоже встала часть цыган.

Все стоят молча, неподвижно.

Топот коней заполняет зрительный зал.

Постепенно гаснет свет.

В темноте послышались звуки скрипки и гитар.

Появились мелодии романса «Не уезжай ты, мой голубчик».

Нарастает свет.

В луче прожектора Г л а ш к а и Р у б и н. Они полулежат. Рядом недопитая бутылка вина, гитара. Глашка положила голову на грудь Рубина.

Г л а ш к а, Р у б и н (поют) .

Взрыв хохота, пьяных голосов, топот сапог.

Р у б и н. С утра гуляют, вояки! Ширяевка их еще не научила.

Г л а ш к а. Пусть гуляют. «Сегодня пьем мы и ноем, а завтра…» Кто знает, что будет завтра. (Поет.)

О б а.