Лев Шейнин - Пьесы

Н и к о л а й. Нет, мы верим, мы абсолютно вам верим.

С к р я б и н а (Николаю) . Спасибо вам, Николай Петрович, спасибо!

Н и к о л а й. За что?

Н о с о в и ч (Николаю) . За то, что вы такой!..

В о л к о н с к а я. За то, что вы с нами!

Мать Мария крестит Николая и целует.

О б о л е н с к а я. Спасибо за все, что вы сюда принесли!..

С к р я б и н а. Я не знаю, как сказать… Лучше я сыграю вам «Прометея»… Это написал мой покойный отец… (Подходит к пианино и начинает играть.)

Мы слышим скрябинского «Прометея» с его пафосом, трагизмом, мужеством и глубиной. Последний аккорд. Пауза.

З а н а в е с.

Кабинет Оберга в здании гестапо на улице Соссэ в Париже. На стене — портреты Гитлера и Гиммлера, большая карта Франции. В углу — стальной сейф. Окна кабинета наглухо задрапированы.

О б е р г работает за столом. Телефонный звонок.

О б е р г (поднимая трубку) . Да, я. Что? Целый эшелон под откос? Мне надоели эти новости!.. Немедленно выезжайте сюда!.. (Бросает трубку, нажимает кнопку.)

Появляется а д ъ ю т а н т.

Крейца!..

А д ъ ю т а н т. Крейц в приемной. Я хотел доложить, но вы говорили по телефону.

О б е р г. Я сказал — Крейца!

А д ъ ю т а н т уходит. Появляется К р е й ц. На этот раз он в эсэсовской форме.

К р е й ц. Я слушаю, шеф.

О б е р г. В районе Мелена воинский эшелон подорвался на мине.

К р е й ц. Мелен не моя зона, шеф. Это зона Келлера.

О б е р г. Но и Париж, и Мелен, и вся Франция, черт вас всех побери, это моя зона!.. Каждый час идут сообщения: саботаж, убийства, диверсии, нападения на наши конвои, побеги советских военнопленных… Мы расстреливаем заложников, берем новых, но все продолжается!..

К р е й ц. Проклятые французы!..

О б е р г. Одни ли французы, Крейц? В отрядах Сопротивления участвуют и бельгийцы, и испанцы, и даже немцы! Я уж не говорю о сотнях бежавших из лагерей советских военнопленных!.. Где они, позвольте вас спросить?

К р е й ц. Как где? В партизанских отрядах, шеф. Я вам докладывал.

О б е р г. Где эти отряды, я спрашиваю?!.

К р е й ц. Спросите лучше, где их нет!.. Они переходят из одного департамента в другой. Просто летучие голландцы! Вот, например, отряд Максима Горького…

О б е р г. Максим Горький давно умер. Кто командир отряда?

К р е й ц. Пока не выяснено.

О б е р г. Ничего вы не знаете!.. Где Жеребков?

К р е й ц. В приемной. У него важное сообщение.

О б е р г. Пусть войдет.

К р е й ц уходит и возвращается с Ж е р е б к о в ы м.

Ж е р е б к о в. Здравствуйте, экселенц!

О б е р г. Здравствуйте. Садитесь.

Ж е р е б к о в. Гран мерси! (Садится.)

О б е р г. Я недоволен вами. Мы поставили вас во главе Управления по делам русских эмигрантов, но вы плохо работаете.

Ж е р е б к о в. В каком смысле, господин бригаденфюрер?

О б е р г. Во всех. У нас есть данные, что многие эмигранты участвуют в Резистансе.

Ж е р е б к о в. Боюсь, что это правда. Однако будьте справедливы — многие эмигранты честно работают на вас. Сколько моих людей служат переводчиками в оккупированных районах России? А на фронтах? Части генерала Краснова…

О б е р г. Меня интересуют эмигранты, связанные с Резистансом, а не части генерала Краснова!..

Ж е р е б к о в. Именно затем я и пришел. Ходят упорные слухи, что одна эмигрантка, некая мать Мария, монашенка…

О б е р г. Менее всего меня интересуют монашенки.

Ж е р е б к о в. Одну минуту!.. Это довольно странная монашенка, экселенц. Она бывшая поэтесса Кузьмина-Караваева… Подруга Блока в прошлом… Был такой русский поэт…

О б е р г. Поэзия меня тоже мало интересует!

Ж е р е б к о в. Ее дочь, коммунистка, в тысяча девятьсот тридцать шестом году уехала в Советский Союз.

О б е р г. Это уже более интересно.

Ж е р е б к о в. Правда, в Москве эта особа умерла от дизентерии в тысяча девятьсот тридцать девятом году.

О б е р г. Покойниками не занимаемся.

Ж е р е б к о в. Но ее мать, принявшая монашество, теперь, по слухам, связана с Резистансом и организовала большую группу… Рекомендовал бы арестовать.

О б е р г. Арестовать легче всего. Напишите мне подробно все ваши соображения по поводу этой монашки. А сейчас слушайте внимательно. Помните, еще перед войной с Россией вы приветствовали на балу господина Абеца…

Ж е р е б к о в. Да. Вместе с графиней Тернавской…

О б е р г. При чем здесь графиня Тернавская?.. Там был еще этот профессор… Как его?

Ж е р е б к о в. Бердышев, экселенц.

О б е р г. Да-да. Бердышев. По-моему, большой мошенник. Любит цитировать Марка Аврелия.

Ж е р е б к о в. Что делать — профессор теологии.

Входит а д ъ ю т а н т, шепчет что-то на ухо Обергу.

О б е р г (Жеребкову и Крейцу) . Господа, я должен принять одного человека. А вы пока возьмите машину и привезите профессора сюда.

К р е й ц. Слушаю.

К р е й ц и Ж е р е б к о в уходят. А д ъ ю т а н т уходит за ними, затем возвращается и впускает графиню Т е р н а в с к у ю. Она роскошно одета, модно причесана, умело накрашена.

Т е р н а в с к а я (подчеркнуто официальным тоном) . Разрешите войти, господин генерал?

О б е р г. Прошу вас, графиня. (Встает.)

Тернавская плотно прикрывает дверь, кокетливо подбегает к Обергу, целует его.

Т е р н а в с к а я. О, мон анж!.. Я так соскучилась!.. У тебя усталый вид, ты слишком много работаешь, мой мальчик!!!

О б е р г. Садись, деточка. Ты, как всегда, обворожительна.

Т е р н а в с к а я. Благодаря тебе, милый! Мне завидует весь Париж!

О б е р г. Как твой Поль? Ничего не подозревает?

Т е р н а в с к а я. Он уже привык… К нашей дружбе, хочу сказать. И ты так много для него сделал!.. Знаешь, я всегда была ему верна, как Пенелопа… Ты — мой первый любовник…

О б е р г (ухмыляясь) . Никогда не считал арифметику точной наукой.

Т е р н а в с к а я. О, Ганс, как тебе не стыдно! Я навела справки об этом профессоре Бердышеве, как ты просил.

О б е р г. Можно ли ему доверять?

Т е р н а в с к а я. Смотря в каком смысле, милый… Он пытался за мной ухаживать… Но я не поклонница этих бородок… И потом он надоел мне цитатами из Фихте, Фомы Аквинского в еще каких-то мудрецов…

О б е р г. А в политическом отношении он надежен?

Т е р н а в с к а я. Полагаю, что да. А в чем дело?

О б е р г. Деточка, никогда не задавай мне таких вопросов. Я этого не люблю. Завтра мы встретимся. Там же. В семь вечера.

Т е р н а в с к а я. Буду… как всегда… До скорого свидания! (Целует Оберга, уходит.)

Оберг нажимает кнопку. Входит Л е м к е.

О б е р г. Что это вы весь в поту, милейший Лемке?

Л е м к е. Допрашивал одного коммуниста. Пришлось поработать.

О б е р г. Результат?

Л е м к е. Его вынесли на носилках. Но молчит.

О б е р г. Вы помните, Лемке, года полтора назад на балу русские эмигранты преподносили хлеб-соль господину Абецу?