Игорь Соболев - Моя деревня

Л и н ь к о в. Ну, не мучь, не мучь!

Б у л а т о в. Поддержало нас бюро крайкома!

Л и н ь к о в. Ну? Поддержало! Вот спасибо-то!

Б у л а т о в. Поддержало! А Давыдову объявлен строгий выговор. Правы мы были! Абсолютно правы! Поздравляю!

Л и н ь к о в. Спасибо. От самого сердца спасибо!..

Б у л а т о в. А вторая радость… Нет, не скажу! Сейчас сам увидишь…

Открыл входную дверь — там Л е в к а, в грязном комбинезоне, уставший, с воспаленными глазами, но с радостной улыбкой.

Вот! Принимай гостя!

Л и н ь к о в (насупился) . Ты извини, Иван Романович, но у нас тут срочная работа… (И сел.) Все, кроме Виноградова, продолжают стоять. Неловкая пауза.

Т е т к а Л ю б а (кинулась к двери) . Левушка! Сыночек!

Л и н ь к о в (строго) . Люба!! (И через короткую паузу.) Зачини дверь, дует!

Т е т к а Л ю б а (тихо) . Заходи, Левушка… Идем в горенку… (Проводит его через комнату в боковушку.)

И опять пауза.

Б у л а т о в. Да брось, Петр Афанасьевич! Помирись…

Л и н ь к о в (Ефименку) . Так что у нас по надою молока получается?

К а т я. Петр Афанасьевич! Может быть, я вас чем обидела?

Л и н ь к о в. Меня никто не обижает! Это я всех обижаю, всем мешаю…

В о р о н (тихо Булатову) . Ничего не выйдет из этого представления! (Громко.) Мы тут, Иван Романович, решили дать на помощь «Опалихе», потому как они не справляются… (И смолк под суровым взором Линькова.)

Б у л а т о в. Вот это замечательно! А я как раз думал вас просить… Ну, раз вы решили…

Л и н ь к о в. Брешет Ворон! Кривляется, как клоун из цирка! Ничего не решили и решить не можем… Нету людей! Весь автотракторный парк на профилактику встал!

Б у л а т о в (ему неловко) . А там у них… по двое суток люди домой не ходят.

Л и н ь к о в. С богом! С богом!

Б у л а т о в. Ведь и вам помогали… Ведь это так заведено у нас…

Л и н ь к о в. Порочная практика — вытаскивать отстающих за счет передовых.

К а т я. Какие они отстающие? Они молодые! Только появились! Какие они отстающие?

Е ф и м е н о к. Да… ты тут, хозяин, перегнул палку-то!

Л и н ь к о в. Ну, хорошо, хорошо! Перегнул, а может, и переломил и… Всё!

Б у л а т о в. Тебе, крестьянину, ведь ведомо, почем хлеб достается.

Л и н ь к о в. Мне ведомо, почем обида стоит, корень зеленый! Ведомо!

К а т я. Да кто же вас обидел?

Л и н ь к о в. Я не с тобой говорю!

К а т я. Так не поймете — требовать будем…

Л и н ь к о в. Требовать будешь у мамки титьку, а со мной так говорить…

Б у л а т о в. И народ ваш… вроде хочет помочь убрать хлеб в «Опалихе»…

Л и н ь к о в. Это что же, мой же колхоз против меня подымаешь?

Б у л а т о в. Я просто у людей мнение спросил… Мы и без вас, товарищ Линьков, обойтись можем…

Л и н ь к о в. Ну и обходитесь! А я пекуся, чтоб людям культурный досуг, заслуженный отдых предоставить…

Б у л а т о в. А хлеб в «Опалихе» пусть пропадет?

Л и н ь к о в. Мне плевать на вашу «Опалиху», раз она у меня… Плевать!

Б у л а т о в. И люди в «Опалихе» пусть ноги протягивают?

Л и н ь к о в. Раз руки протянули, пущай и ноги тянут, корень твой зеленый.

Е ф и м е н о к, Не по-нашему говоришь, хозяин! Не по-советскому!

Б у л а т о в. Какой же вы коммунист? Какой же вы руководитель, если отказываете в помощи соседу? Людям, таким же, как и вы сами? А?

Л и н ь к о в. Плохой, плохой! И всё!

Б у л а т о в. Нет, не всё! Если ты плохой руководитель, мы тебя освободим! Поставим хорошего.

Л и н ь к о в. Как это «освободим»?

Б у л а т о в. А вот так! На пенсию пора тебе, товарищ Линьков.

Л и н ь к о в. На пенсию?

Е ф и м е н о к. Это, стало быть, самая сурьезная проверка нашей с тобой партийной совести, хозяин…

Б у л а т о в. И партия на посмотрит на твои заслуги, если ты от людей отвернулся. Не потерпит партия в своих рядах сумасбродов!

Л и н ь к о в. Меня? Из партии гнать?! С руководства? За то, что всю жизнь народу отдал?

Вошел Л е в к а.

Л е в к а. Батя! Если в чем перед вами виноват — простите!

В и н о г р а д о в. Погоди, парень! Тут особый разговор пошел.

В о р о н. Медведь-то наш ишь как старается! Может, связать его, а то, не ровен час, бросаться зачнет? (Это тихо сказал Ефименку.)

Е ф и м е н о к. Уймись, Митрофан.

Л е в к а. Стыдно нам обращаться в район за помощью, когда вы уже управились, когда такой сильный сосед под боком…

Л и н ь к о в (резко повернулся к нему, как будто только что увидел) . Ты кто такой тут, что в моем доме голос маешь?

Л е в к а. Петр Афанасьевич! Я все забыл! Забудьте и вы!

Л и н ь к о в. Что это ты мне предлагаешь? Что это такое я должен забыть?

Л е в к а. Ведь не я вас плеткой…

Л и н ь к о в. Да ты меня больнее плетки в райкоме отходил! Чего мне забывать, я тебя спрашиваю? То, что я тебя самым близким сердцем своим считал? То, что я любовь родительскую на тебя перенес? Что же мне забывать? То, что я тебе дочь свою отдал, а ты мне в душу наплевал?

Л е в к а. Ну, если даже в сто раз больше худого сделал — простите! Я со всем соглашусь, только не бросайте людей в беде, иначе оставаться вам целый век одному! Как камню на дороге! Что только мешает проходить! Один останетесь! Совсем один!..

Л и н ь к о в. Убирайся отсюдова к чертовой матери! И видеть я тебя больше… (Но схватился за сердце — и тихо.) Уйди от меня! Нет у меня к тебе ни гнева, ни сердца! Уйди! Чужой!

Люба подошла к нему, подала стакан воды.

Л е в к а. Всё. И руки не подам при встрече. (Резко выходит.)

Б у л а т о в. Ну что же, раз ты, Петр Афанасьевич, не можешь за рамки личной обиды выйти, без тебя обойдемся! Без тебя! Но имей в виду…

Т е т к а Л ю б а. Иван Романович! Сейчас-то хоть помолчали бы! (И нежно.) Петяша! Прости Левушку… Ведь нет никого ближе ему нас с тобой.

Л и н ь к о в. Уйди… Все уйдите, все…

Б у л а т о в (Ефименку) . Свободных от работ в добровольном порядке в «Опалиху»!

Е ф и м е н о к (тихо) . Сделаем. Раз такая нужда, то…

Б у л а т о в. Я проеду в Шарчино, Поспелиху и Шибунино. Там тоже кончили уборку. (Повернулся к Линькову.) А ты не мешайся, Петр Афанасьевич! Уйди с дороги! На пенсию! Всё! (Выходит. На ходу.) Кто со мной?

Все идут за ним; даже Виноградов, неловко пожав плечами, вышел. На сцене Линьков, Люба.

Т е т к а Л ю б а. Петяша, Левушка-то как же?

Линьков отвернулся. Люба вышла. Линьков встал и стоит, покачиваясь, посреди комнаты.

Л и н ь к о в (вдруг со стоном) . Э-х, Левка! Скосил под корень! (Потом собрался, подошел к репродуктору, включил — оттуда второй куплет «Рушника». Еще минуту послушал, подошел к стене, обнял саблю.) Как камень на дороге… А все мимо пройдут. И жизнь пройдет. Один!!. На пенсию! Не люблю я эту песню! Ничего не хочу. (И вдруг сам, опершись на саблю, с горечью, со слезами запел.) Не нужен больше! Никому не нужен! За что меня так жестоко…