Виктор Лаврентьев - Человек и глобус

Ч е р д а н ц е в. Неужели нельзя найти более просторное помещение?

Б а р м и н. Замолчите, несчастные! (Пауза.) Эх, молодые люди, неразумные максималисты! Пока нас всего девятнадцать человек. Что же нам требовать, палаццо? При нашей-то военной бедности? Не понимаете вы своего счастья. Через несколько лет на стене этого дома торжественно установят мраморную доску, а на ней огромными золотыми буквами начертают: «В подвале сего здания в одна тысяча девятьсот сорок третьем году кучка энтузиастов положила начало раскрепощению атомной энергии». Двести — триста лет спустя прохожие станут снимать шляпы и шапки. А вы еще жалуетесь на судьбу. Вертопрахи. (Меняя тон.) Будем повторять опыты. Вечер у меня свободный. Посадим рядом теоретиков, химиков, пусть соображают. Виноваты ли стены, приборы или еще что-то. Нейтроны — умницы, честные работяги. Ясно, им не нравится наше обращение. Они протестуют, бунтуют. А чем же мы им не угодили? Чем? Очень интересно.

В дверях появляется З у е в. За ним Г р и ш а н к о в. Ч а с о в о й, козырнув, пропускает их.

З у е в. Разрешите?

Б а р м и н (идет навстречу) . Здравствуйте. (Гришанкову.) Нарком-воевода дозором обходит владенья свои?

Г р и ш а н к о в (тихо) . Взяты Орел и Белгород. Можно легонько вздохнуть. Вечером прогремит первый салют. Была такая традиция?

Б а р м и н. Петр Первый соображал.

Г р и ш а н к о в. И у нас к месту получится. (Громко.) Позвольте хоть одним глазом взглянуть, за что я должен отвечать перед Политбюро.

Б а р м и н. Прошу. Разрешите представить: Цветков Юрий Семенович, Черданцев Алексей Иванович. Оба вместе — величина намного больше двух.

Г р и ш а н к о в (пожимая руки им) . Очень приятно. Очень рад. Георгий Петрович, пожалуйста, обо мне не заботьтесь, время на меня не тратьте. Людям малоученым довольно, стоя на бреге реки, утолять жажду любознательности. Вы займитесь Богданом Артемьевичем.

Б а р м и н. Штиль-то, батенька, какой!

Г р и ш а н к о в (подмигнув) . Неискусившемуся в плаванье нельзя искать в пучине бисеров, а надобно блюстись. (Цветкову и Черданцеву.) Просветите, но в самую глубь не затаскивайте.

Отходит с ними в сторону. Бармин и Зуев садятся за письменный стол.

З у е в. Итак, урановых рудников у нас нет и не будет. По понятным соображениям. Создаются безобидные рудники, один — по добыче рассеянных металлов, без которых немыслимо получение сверхпрочных сталей. И это сущая правда. Первый рудник в Урочище. От железной дороги почти триста километров. Вчера первый эшелон военно-строительного батальона и одна авторота со всей техникой отправлены туда. Еще один стройбат снимается с номерной стройки на Урале. Завтра я вылетаю в Свердловск. Там ждет отряд геологов для уточнения контура рудного поля, группа военных инженеров-строителей. Забираю их — и в Урочище. Сразу начнется разбивка площадки. До постройки шоссе и железнодорожной ветки руду самолетами будем доставлять на завод цветной металлургии в Изборске. Там отработаем технологию получения концентрата. Окончательное извлечение урана поручаем электролизному заводу с налаживанием автономного производства. Первые слитки получите самое позднее через год. Устраивает?

Б а р м и н. Вы скромны.

З у е в (кивнув в сторону Гришанкова) . Команды исходили от него.

Г р и ш а н к о в. Благодарю, Алексей Иванович. Для первого знакомства хватит. Благодарю, Юрий Семенович. Начинаю кое-что понимать. (Подходит и садится к письменному столу рядом с Барминым. Внимательно посмотрев на Бармина и Зуева, неожиданно начинает тихо смеяться.) Это, простите, похоже на какой-то забавный сон. (Перестает смеяться.) Значит, кроме вот этого (показывает на приборы и груды электропроводов) и теоретических расчетов, больше ничего нет?

Б а р м и н. Пока нет.

Г р и ш а н к о в (Зуеву) . Вы об этом знали?

З у е в. Знал. Но я верю. Уж очень что-то необычное.

Г р и ш а н к о в. Ну да, ну да. (Пауза.) Простите, Георгий Петрович, мой смех. За всю жизнь свою в более странную историю я не попадал. Этакое со мной впервые.

Б а р м и н. И со мной. Со всеми.

Г р и ш а н к о в. Мне приходилось многое начинать на пустом месте. Строить заводы, комбинаты, города. Но все же там было и позади и впереди что-то осязаемое, реальное. Какие-то параметры. А что здесь? Предположения о возможности. Не страшновато?

Б а р м и н (искренне) . Страшновато.

Г р и ш а н к о в. Вот это уже что-то почти реальное. Понятное. Отрывать с кровью, с мясом силы, десятки миллионов рублей и вкладывать в нечто. Да. (Пауза.) Между прочим, Кремль исстари был музеем. Там есть колокол, который никогда не звонил. Пушка, которая никогда не стреляла. Неужели мы пополним историческую кунсткамеру (пытается показать руками что-то объемное) пирамидой макетных золотых слитков с этикеткой «Потрачено на бомбу, которой никто не видел»? А? Шучу. Ничего, привыкну. Молодые люди верят, а это такие несусветные эфиопы, самого господа бога определят на должность рассыльного. (Пауза.) Доложили?

З у е в. Точно так.

Г р и ш а н к о в (собираясь уходить) . Ничего. Сдюжим. Счастливо.

Б а р м и н. Спасибо.

Г р и ш а н к о в. Они правы. Тесновато. Поищем.

Гришанков и Зуев уходят. Молчание. Входит Д о р о х о в, несет чайник и на подносе стаканы, бутерброды.

Д о р о х о в. Георгий Петрович, пора подкрепиться.

Б а р м и н (шутливо) . Ах, няня, няня, я страдаю!.. (Обычным тоном.) Давайте, Алексей Иванович, Юрий Семенович, прошу. Голод, конечно, великий стимул в творчестве, но в науке вреден.

Все усаживаются за стол.

А что, если нам взять да всем скопом рассердиться не на приборы, а на графит? По-моему, загадка в графите. Ну-ка, ну-ка, поднатужимся, подумаем.

Входит В е р н о в а с бумагами.

В е р н о в а. Можно?

Б а р м и н. Конечно, Тонечка. (Встает. Цветкову и Черданцеву, которые тоже встали.) Позор, стыд! Забыть единственную женщину! Садитесь, Тонечка. Не молодые люди, а моржи.

В е р н о в а (садясь) . Совершенно забыли этикет. Вот вам. Можете садиться.

Б а р м и н. Родион Васильевич, еще один стакан. Берите, Тонечка, самый толстый и вкусный бутерброд. Вам больше всех надо питаться. (Подошедшему Дорохову.) Спасибо. Вы тоже садитесь с нами. Это что?

В е р н о в а. Заявка на недостающее оборудование и материалы…

Б а р м и н. Колесо раскручивается. Сегодня освобождены Орел и Белгород. Тихо. А наше наступление замедлилось. Даже чай не такой вкусный.

З а т е м н е н и е.

Зима 1943 года. Вечер. Большая комната — домашний кабинет Бармина. Но на всей обстановке заметны следы еще не установившегося быта. Голые стены. Часть книг свалена на пол — нет шкафов. Большой письменный стол, весьма подержанный. Громадные, солидные кресла соседствуют с самыми стандартными стульями. Прямо — открытая дверь в столовую. Там виден скромно накрытый для чая стол, видны гости. Слышится музыка, передаваемая по радио. Входят, обнявшись по-дружески, Б а р м и н а и В е р н о в а.