Юлиу Эдлис - Жажда над ручьем

К о л л е н (садясь за стол) . За всех плачу!

М а л е н ь к и й Ж а н (тоже садится) . Маленький Жан любит, когда его угощают. Он не гуляка, не мот, Маленький Жан, он — отец семейства…

Т о л с т у х а М а р г о (прислуживая им) . Жмот ты, Жанно, жмот и деревенщина! Бери пример с господина Вийона или с господина де Монтиньи, — ученые, а не брезгают ни моим вином, ни моими девушками. Одно слово — образованные молодые люди!

Т а б а р и (усаживается последним за стол; про себя) . Как на шлюх тратиться — не жадничают, а как с другом поделиться по-честному, по закону…

Меж столами, меж танцующими, поющими, жрущими, орущими, тихо улыбаясь Вийону, возникла Д е в у ш к а, к о т о р о й н и к о г д а н е б ы л о. Вийон увидел ее, удивился.

В и й о н. Опять она!..

Т о л с т у х а М а р г о (ему) . Судомойка, я ее вчера только наняла. Помогает, когда гостей много.

В и й о н (быстро подошел к Девушке) . Зачем ты здесь? Чего ты здесь не видала? Ты слышишь? Почему ты молчишь?

Она улыбается, глядя ему в глаза.

Уходи отсюда! — тебе здесь не место, разве ты не видишь?! Откуда ты родом?.. Мне все время чудится, что я тебя давно знаю… что я тебя когда-то уже видел… Ты не помнишь меня? — меня, того, кем я был раньше, прежде чем стать Франсуа Вийоном, школяром, забулдыгой, стихотворцем, бродягой, вором?.. Уходи отсюда! Уходи!..

Девицы обступили стол Коллена, надеясь на угощение.

К о л л е н. Ну-ка, вали отсюда подальше, девки! Мы меж собой потолковать пришли, по-мужски. Кыш отсюда!

П е р е т т а (обиделась) . Тебе бы только пить да драться! А с дамами поговорить, девушкам приятное сделать — этого ты не понимаешь, невежа!

Ж а н н е т о н. Не приведи бог! — только и знают, что в постель бухнуться да второпях, на ходу, не для удовольствия — для одного здоровья, и тут же — побежали по делам, деньги зарабатывать! Глядеть противно!

П е р е т т а. Где только у них сердце, у кавалеров, где у них душа?!

Б л а н ш. Ну, где у мужчины душа — дело известное…

Т о л с т у х а М а р г о (прислуживая гостям) . А зачем она вам, его душа? Что вам-то в ней?! Не путайте тело с душой, девочки, постель с любовью. Поверьте моему опыту — от постели одно удовольствие, от любви — одна горечь, одна оскомина…

Т а б а р и (вскочил на ноги в пьяном гневе) . Плевал я на все! Мне — чтобы честно, поровну, по-благородному, как договорились!.. Плевал я на ваши дерьмовые деньги! — вы еще пожалеете, вы еще у меня попляшете, поваляетесь у меня в ногах!..

К о л л е н (грозно) . Уж не угрожаешь ли ты мне, братец Ги?..

М о н т и н ь и. Да он пьян в стельку!

М а л е н ь к и й Ж а н. Может, укоротить его? — у маленького Жана рука на это скорая.

Т а б а р и. Я обиду не забываю, я памятливый! Око за око!.. (Валится на пол.)

Т о л с т у х а М а р г о (подхватывая его) . Пойдем, теленочек… на свежий воздух, отдышишься, облегчишься в свое удовольствие… (Под общий хохот уводит его за дверь.)

К о л л е н (встает с кружкой в руке) . Пей, народ Парижа! — Коллен де Кайе угощает! Сегодня ему удача улыбнулась! Пофартило ему сегодня, в ночь под рождество! А рождество у нас нынче двойное — нынче ночью родился у нас новый дружок! Нашего полку прибыло! Встань, Франсуа Вийон, пусть все тебя видят, какой ты есть теперь! Вот он, веселый и румяный, как рождественский гусь! Выпьем за него и порадуемся! Рождество сегодня!..

Всеобщее разудалое, разухабистое веселье.

(Вийону.) Вот эта жизнь — по мне! Такая мне по сердцу!.. Пей, пей, Франсуа, в честь своего рождества!.. И не поленись, потрафь честному народу, потешь его песней, стишками… и — веселыми, забористыми, а не хилыми виршами, от которых хоть вой на луну!..

В и й о н (усмехнулся) . Погромче голос да попроще рифма — дым коромыслом, море по колено, — и всем понятно, всем весело… я и это могу, Коллен, и такое у меня есть про запас, на любой вкус…

К о л л е н. Потрафь им, они тебе и поднесут кружку.

В и й о н (очень серьезно) . За кружку вина, за кусок позавчерашней свинины, за ночлег на сеновале вместе с курами, за сомнительную славу трактирного жонглера — я всем угождай под пьяную икоту пропойц?! А душа, Коллен, душа?!

К о л л е н. Какая еще душа?..

В и й о н. Моя, Коллен. Моя живая душа. Ей слезы нужны в уплату за смех. Ей стихи — разговор с богом в тот ночной час, когда не идет сон и бодрствует совесть. Есть разудалые стихи для всех, и есть тихие стихи для каждого… За первые платят и кормят, за вторые жгут на кострах. Но и те и другие живут во мне, и те и другие — как тело и душа…

К нему, улыбаясь, подошла Д е в у ш к а, к о т о р о й н и к о г д а н е б ы л о.

(Коллену.) Ты — мое тело, Коллен, мое неотступно голодное и похотливое тело, которому я плачу вечную дань. А она… (обнял Девушку) , а ей нужна моя душа…

К о л л е н (удивился) . Трактирной судомойке? Девке, которую каждый, кому не лень, тискает в сенях?!

С улицы вбегает встревоженная Т о л с т у х а М а р г о.

Т о л с т у х а М а р г о (кричит с порога) . Табари сболтнул! Донес Табари!

К о л л е н (вскочил на ноги) . Про что сболтнул? — ты что мелешь, шлюха?!

Т о л с т у х а М а р г о. Во-первых, я давно уже не шлюха, а содержательница уважаемого заведения, зарегистрированного в полиции, заруби это себе на носу, Коллен! А что шлюхой была — не спорю, так ведь первой шлюхой на весь Париж, хоть кого спроси!

К о л л е н. Ну?! — говори!

Т о л с т у х а М а р г о. Его сейчас у самых дверей городские стражники из его же блевотины выудили. Он на ногах не держится, а орет им: «Я Ги Табари, знаменитый Ги Табари, который сегодня в ночь обчистил с дружками сундук Наваррского коллежа! Вот он кто я!..»

К о л л е н (властно) . Какие дружки? Какой сундук?! — ничего не было, ничего не знаем, ничего не слыхали, поняла, Толстуха?! Рождество празднуем, рождественского гуся едим! Все слышали?! Я — Коллен де Кайе, вы меня знаете!

В и й о н (в страхе) . Смываться надо! Крышка! Смываться, пока не поздно!

М о н т и н ь и. Только нас и видели! Ищи-свищи!

Т о л с т у х а М а р г о. Бегите, мальчики! — они по следу сюда придут. Они унюхают! А там и за мясником дело не станет, за виноделом с удавкой!

Из толпы — прежде неразличимый в ней — вышел вперед П а л а ч.

П а л а ч. А я — вот он! Тут он я!

В и й о н (отпрянул в ужасе) . Ты?!

Девушка, которой никогда не было, подошла к нему, взяла за руку.

П а л а ч. А кому ж еще и быть-то, как не мне? Не ждали? — не ждали, дружочки мои, сограждане… забулдыги, пропойцы, горемыки, медвежатники, карманники, наводчики, шулера, сутенеры, скупщики краденого, мошенники, вымогатели, растлители малолетних?! А я — вот он я, тут как тут, всегда, во веки веков!..

По мере того, как он их выкликал, они разбегались в ужасе: кто куда, вон из трактира.