Юлиу Эдлис - Жажда над ручьем

В и й о н (усмехнулся) . Переписчика…

К о р о л ь Р е н е. Да, но — моих стихов!.. (Доверительно.) Видите ли, мэтр Вийон, я предлагаю вам вес эти вакансии лишь потому, что не смею предложить того, что разом разрешило бы все затруднения.

В и й о н. Что вы имеете в виду, ваше величество?

К о р о л ь Р е н е. Если б вы смогли сочинять, как мы, буколические стихи… в стиле мэтра Гонтье. (С надеждой.) Но вы ведь не сможете этого?..

Девушка, которой никогда не было, встала, направилась к двери, остановилась на пороге, с ожиданием глядя на Вийона.

В и й о н (не сразу) . Нет, ваше величество… не смогу… (Девушке.) Я иду, иду!.. Нет, сир, я благодарен вам, но я уйду — я не волен в себе. И в своих стихах тоже. И на дворе весна, зеленеют луга, подсыхают дороги и кричат стрижи… Мне пора в путь. (Пошел к дверям, обернулся.) Прощайте, сир… я употреблю ваши шесть экю как нельзя лучше — я поем, напьюсь, проиграюсь в карты… вы не пожалеете о ваших деньгах. (Девушке.) Я иду, иду.

Они ушли — Вийон и Девушка, которой никогда не было.

К о р о л ь Р е н е (печально глядя им вслед; горестно) . Алтарь, хомут, пеньковые брыжи, дать дуба… откинуть копыта…

Поздняя слякотная осень 1456 года.

Трактир — он же воровской притон — на бойкой Орлеанской дороге. Низкий бревенчатый потолок, устланный сопревшей соломой пол. В очаге горит огонь.

Продрогшие, хмурые воры и бродяги сидят за столами, греются у огня. Среди них — Ф р а н с у а В и й о н, К о л л е н д е К а й е и М а л е н ь к и й Ж а н.

Меж столов снует, подавая вино и еду, юркий, грязный, как и его заведение, х о з я и н т р а к т и р а.

К о л л е н. Ничего, братва, ничего… в нашем деле всякое бывает — когда жирный навар снимешь, а когда и пальцем в небо угодишь!.. Ну, дали маху в Бекконской церкви…

М а л е н ь к и й Ж а н. Одну серебряную чашу взяли, да и та тоньше бумаги…

К о л л е н. В другом месте возьмем, что там недобрали. А пока отсидимся тут.

М а л е н ь к и й Ж а н. Маленькому Жану отсиживаться не с руки — у Маленького Жана семья, ее кормить надо, одевать, детей в люди вывести!..

В и й о н (с горечью) . Мы тут отсиживайся, жди, пока легавые не унюхают наш след, а Ренье, мой Ренье, мой единственный друг…

М а л е н ь к и й Ж а н (перекрестился) . Царствие ему небесное, сыпарю-бедолаге, не к ночи будь помянут…

В и й о н. …а Ренье болтайся в петле, коченей на ветру, мокни под дождем…

К о л л е н (ударил кулаком по столу) . Ни слова о нем! Не сметь!.. — он мне тоже был друг, не хуже твоего, мой брат по «Раковине»… Только мне нельзя хныкать и распускаться, я — всему делу голова, я за всех вас в ответе, и мысль у меня должна быть ясная и острая, как нож!

В и й о н. Сперва — Ги Табари, теперь — Ренье…

К о л л е н. Табари — куриный помет, туда ему и дорога! — а вот Ренье… (Обнял Вийона.) А все одно — он мертвый, а нам — жить!

В и й о н. Зачем?

К о л л е н. Чтоб уйти от облавы и — опять за дело!

В и й о н. Зачем?!

К о л л е н (уверенно) . А затем, что денежки нас везде дожидаются, стоит только пораскинуть мозгами и держать нос по ветру! — вот зачем, Франсуа.

М а л е н ь к и й Ж а н. Хорошо говоришь, Коллен, складно, умно… Маленький Жан одобряет.

В и й о н (вскочил на ноги) . Затем, чтоб опять нас обложили егеря и псари, и опять по ночам мы будем обливаться липким потом от страха и хорониться в мерзлых болотах? И все ради жалких желтых кругляшей, которые мы спустим в первом же кабаке, в первом борделе, у первой девки?! Посмотри на них, на наших дружков, на наших братьев по неминучей петле, посмотри на них — грязных, угрюмых, тупых, обезумевших от вечной погони, в крови, в блевотине, продрогших и вонючих, как свиньи в хлеву, — посмотри на них, Коллен, и ты увидишь самого себя! (Всем.) Где ваш навар? Ваша добыча? Где ваша молодость, совесть, ваша жизнь? Где?

Возмущенный гул бродяг.

К о л л е н (перекрывая шум) . Пусть! Пусть так! Пусть голы мы и нищи, пусть идут по нашему следу псари и дожидается на алтаре мясник с удавкой, — пусть! Зато мы вольные волки, и нет нам закона, нет нам ни бога, ни черта, мы вольная волчья стая — берегись!..

С улицы в дверь вошел к у ч е р Катерины де Воссель.

К у ч е р (с порога) . Хозяин! Кто тут хозяин, в этой крысиной норе?! Эй, хозяин!..

Хозяин трактира хотел было откликнуться, но Коллен живо вскочил на ноги, оттолкнул его, подошел сам к кучеру.

К о л л е н. Ну, скажем, — я хозяин. Милости просим! — горячий ужин, крепкое винцо, чистая постель, вежливое обращение, — чем могу служить вашей милости?

К у ч е р. Какая я тебе к черту моя милость? — я кучер, только-то. А вот моей госпоже…

М а л е н ь к и й Ж а н (подошел поближе) . Госпоже?!

К о л л е н. Чего же нужно твоей госпоже, старина?

К у ч е р (оглядевшись с тревогой вокруг) . Да, пожалуй, что и ничего… пожалуй, что только лошадей сменить, упряжку, наши-то совсем загнанные…

К о л л е н. Обижаешь, старина! А что публика тут неказистая, так это все мои друзья, народ тихий, надежный.

К у ч е р. По рожам этого не скажешь… Нет уж, давай нам лошадей, и только!

К о л л е н. Что ж, лошадей так лошадей… Хоть и обидел ты меня, да и заработать на ужине мне не мешало бы… не говоря уж, что и тебе бы подзаправиться самое время, верно?

К у ч е р (в нерешительности) . Так-то оно так…

К о л л е н. Вот и давай сюда свою госпожу — к огню, в тепло, а я похлопочу насчет лошадей. (Хозяину.) Подогрей-ка, малый, господину кучеру кружку красного!

К у ч е р (сдаваясь) . Ладно… пойду у нее самой спрошу… (Вышел за дверь.)

К о л л е н (с радостным возбуждением) . А я вам что говорил?! Госпожа! — слыхали? Не кто-нибудь, а знатная госпожа из Парижа! А уж эти парижские барыньки — мне ли не знать! — без денежек в дорогу не пускаются, не говоря уж о колечках, о сережках, медальонах, ожерельях… А кто носит на себе деньги — носит на себе смерть! Я говорил вам — все будет хорошо! Коллен де Кайе свое возьмет! Коллен своего не упустит! Держись за Коллена, маленькие, не пропадете!..

К у ч е р (возвращается) . Сейчас войдет… вы уж с ней повежливее, она хоть и не королевна, а — с придурью… (Сел за стол.)

К о л л е н. Кто ж она такая, твоя госпожа? С придурью жить — немалых денег стоит по нынешним временам.

К у ч е р. А Катерина де Воссель! — была с деньгами, правда, нынче послиняла малость, пожухла… хоть и не из последних в Париже считается.

Услышав знакомое имя, Вийон вскочил на ноги.

В дверь — в дорожном платье — вошла К а т е р и н а д е В о с с е л ь.

К о л л е н (пошел ей навстречу) . Добро пожаловать, ваша милость! Нет — ваше сиятельство! Входите, располагайтесь, вы окажете нам честь!