Стив Каплан - Скрытые инструменты комедии

А в Лондоне было другое влияние. С приходом Ренессанса выросло число посещавших университеты. Появились те, кого в Англии стали называть «университетскими умниками», Они писали эпиграммы, остроты и стихи, поэтому появлялись пьесы, частично основанные на игре слов.

Ниже приводится сцена из «Генриха IV» Шекспира [39] «Генрих IV» (Часть первая), акт 1, сцена 2. Перевод Е. Бируковой. — Прим. перев. .

ФАЛЬСТАФ: Твоя правда, дружок... А что, разве наша трактирщица, с которой я гуляю, не сладкая бабенка?

ПРИНЦ ГЕНРИХ: Как мед Гиблы, старый греховодник!.. А что, разве не сладко тебе будет прогуляться за решеткой в куртке из буйволовой кожи?

ФАЛЬСТАФ: Что такое? Что ты там мелешь, дуралей? Это что еще за подвохи и подковырки? Какое мне, черт возьми, дело до буйволовой куртки?

ПРИНЦ ГЕНРИХ: А мне, черт подери, какое дело до нашей трактирщицы?

ФАЛЬСТАФ: Да ведь ты же не раз требовал ее к себе, чтобы сводить с ней счеты.

ПРИНЦ ГЕНРИХ: А разве я когда-нибудь требовал с тебя твою долю?

ФАЛЬСТАФ: Нет, надо отдать тебе справедливость, здесь ты платил за все сам.

Вам когда-нибудь случалось смотреть шекспировскую пьесу и замечать, что над игрой слов и каламбурами не смеется никто, кроме актеров на сцене? Но в пьесах Шекспира есть и очень смешные шутовские моменты. Стоит лишь вспомнить Ланселота Гоббо и его пукающего пса в «Венецианском купце». А зрители во всем мире до сих пор смеются до упаду, наблюдая за персонажами «Комедии ошибок» и «Укрощения строптивой» — персонажами, которые явились непосредственно из комедии дель арте. В пьесах Шекспира нашли свое отражение две совершенно разные школы. Он, безусловно, находился под влиянием «университетских умников», но также испытывал серьезное воздействие клоунады комедии дель арте. Итальянские актеры приезжали в Лондон, но не говорили по-английски, а английские зрители не говорили по-итальянски; такие спектакли назывались Итальянские Ночи. Все сюжеты разыгрывались в пантомиме, хотя в Италии они отличались большой многословностью. Эти спектакли-пантомимы приобрели такую популярность, что влились в английскую культуру и ныне известны как Рождественские пантомимы. Чарльз Чаплин постигал свое ремесло в «Компании пантомимы Карно». Поэтому во всех ранних работах «немого» Чаплина вы видите лучшее в истории воплощение Арлекина — родом прямо из комедии дель арте.

Вскоре после Шекспира, в середине 17-го века, во Франции появился актер по имени Жан-Батист Поклен. Актером он был отличным, а вот бизнесменом — никудышным. Театр его разорился, и Поклен бежал из Парижа от кредиторов, прибившись к труппе исполнителей комедии дель арте. Вместе с труппой он странствовал и играл, начал писать и превратил некоторые сюжеты комедии дель арте в пьесы, известные нам под названиями «Мизантроп», «Мнимый больной», «Школа жен». Прожив с десяток лет в провинции, вернулся в Париж, но к этому времени уже писал и играл в спектаклях под именем Мольер.

В это же время кардинал Ришелье пытался с помощью Французской академии превратить Францию в мировую державу как в военном, так и в культурном плане. В результате неправильного прочтения Аристотеля Французская академия постановила, что все пьесы следует писать в соответствии с канонами неоклассицизма — в частности, с использованием александрийского стиха. Шекспир в Англии был поборником пятистопного ямба, строки в пять стоп: бабамп, бабамп, бабамп, бабамп, бабамп. Но французы решили, что они лучше англичан, и всем писателям пришлось писать александрийским стихом — ямбическим гекзаметром, шесть стоп в строке: бабамп, бабамп, бабамп, бабамп, бабамп, БАБАМП! И вы теперь понимаете, насколько это лучше Шекспира.

Итак, всем пришлось писать александрийским стихом. Всем, за исключением Мольера, который стал заменять эти длинные речи языком, на котором люди говорили в жизни — как, например, в этой сцене из «Школы жен». В «Школе жен» — потрясающая предпосылка. Герой по имени Арнольф страшно боится стать рогоносцем, поэтому принимает решение жениться только на девушке, которую будет воспитывать с детства так, чтобы она выросла самой глупой женщиной во Франции, такой дурой, что ей не хватит ума ему изменять. В предшествующей сцене мы узнаем, что молодой человек — «Леандр», — возможно, проник в дом Арнольфа и пытался ухаживать за его воспитанницей Агнесой. Арнольф хочет расспросить об этом Агнесу, но не может, потому что намеренно никогда не рассказывал ей ничего о птичках, пчелках и влюбленных молодых людях [40] «Школа жен», действие второе, явление VI. Перевод В. Гиппиуса. — Прим. перев. .

АРНОЛЬФ

(в сторону)

О тягостный вопрос о тайне роковой,

Когда допросчик сам томится в пытке злой!

(Агнесе)

Но, эти нежные рассказывая сказки,

Не пробовал ли он начать с тобою ласки?

АГНЕСА

О да! Он у меня охотно руки брал

И их без устали все время целовал.

АРНОЛЬФ

Ну, а не брал ли он у вас чего другого?

(Заметив, что она смущена)

Уж!

АГНЕСА

Он...

АРНОЛЬФ

Что?

АГНЕСА

Взял...

АРНОЛЬФ

Ну-ну?

АГНЕСА

Мою...

АРНОЛЬФ

Что ж?

АГНЕСА

Нет, ни слова!..

Своим рассказом вас я, верно, рассержу...

АРНОЛЬФ

Нет.

АГНЕСА

Да.

АРНОЛЬФ

О боже, нет!

АГНЕСА

Клянитесь — я скажу!

АРНОЛЬФ

Ну, так и быть, клянусь.

АГНЕСА

Он взял... Вам будет больно.

АРНОЛЬФ

Нет.

АГНЕСА

Да.

АРНОЛЬФ

Нет, нет, нет, нет! Черт, право, тайн довольно.

Ну, что он взял у вас?

АГНЕСА

Он...

АРНОЛЬФ

(в сторону)

Как в огне, стою.

АГНЕСА

Он как-то у меня взял ленточку мою;

То был подарок ваш, но я не отказала.

АРНОЛЬФ

(переводя дух)

Оставим ленточку. Скажите мне сначала:

Он руки целовал и больше ничего?

АГНЕСА

Как? Разве делают и более того?

АРНОЛЬФ

Да нет...

Говорят, что Мольер спас комедию от ума. Он писал так, как люди говорят. Посмотрите на этот диалог. Он пользуется краткими незаконченными предложениями по образцу человеческой речи, а не острот. Практически Дэвид Мэмет [41] Дэвид Мэмет — американский драматург, киносценарист, режиссер, эссеист. Знаменит своим фирменным диалогом — хлестким, но жизненным и реалистичным. — Прим. перев. . В «Школе жен» есть сцена, где Арнольф приказывает своим слугам никому не открывать дверь, ни в коем случае. В следующей сцене он возвращается, но слуги не открывают дверь ему! Ничего удивительного. Ведь если он хочет воспитать самую глупую женщину Франции, то что собой представляют его слуги? Конечно же, глупы и, кстати, толсты. И когда они отказываются впустить его, он обещает, что не открывшие ворот будут на целую неделю лишены еды. Поэтому они несутся на всех парах, пытаясь протиснуться в узкую дверь, и возникает страница александрийского стиха, где слуги издают лишь восклицания наподобие «Ох!», «О!», «Нет!», «Погоди!», «Стой!»