Роберт Макки - Диалог: Искусство слова для писателей, сценаристов и драматургов

Майе этот ответ кажется откровенным и трогательным.

МАЙЛЗ (продолжает). Нет, вина из каберне тоже могут быть сильными, неординарными, но мне они кажутся прозаичными по сравнению с пино... Не знаю. Теперь твоя очередь... Ну, расскажи, почему ты этим занялась.

МАЙЯ. Мне кажется, что интерес к вину мне привил мой бывший муж. Он любил хвастаться своим большим винным погребом. А вскоре я заметила, что способна различать букет вина, и, чем больше пила, тем больше любила мысли, вызываемые им.

МАЙЛЗ. Например?

МАЙЯ. Что муж меня обманывает! Да нет, мне нравится размышлять о жизни вина — оно ведь живое. Я часто думаю, что происходило в тот год, когда вызревали плоды? Жарко ли светило солнце? Или были дожди? И еще я думаю про людей, которые собирали этот виноград. Если вино зрелое, то многих, возможно, уже нет в живых. Мне нравится, как вино созревает. Вино из бутылки, открытой сегодня, по вкусу будет отличаться от этого же вина из бутылки, открытой в любой другой день, потому что бутылка с вином — это живое существо. И час за часом вкус его становится богаче и достигает пика, как твой Шеваль Блан, а затем начинается угасание, медленное, неизбежное. И я знаю, что вино потрясающе вкусное!

Теперь настает очередь Майлза унестись в вихре чувств. По лицу Майи мы видим, что нужный момент настал, но Майлз никак не реагирует. Ему нужен еще какой-то знак, и Майя достаточно прямолинейно подает его: она протягивает руку и кладет свою ладонь поверх его ладони.

МАЙЛЗ. Да... Кстати, я люблю не только пино. Недавно увлекся рислингом. Тебе ведь тоже нравится рислинг?

Она кивает с улыбкой Моны Лизы.

МАЙЛЗ (показывает рукой). Рядом с выходом туалет?

МАЙЯ. Да, пройди через кухню.

МАЙЛЗ. Хорошо...

Майлз встает и выходит. Майя вздыхает и достает из сумочки сигарету.

Как и в фильме «Вне поля зрения», перед нами сцена соблазнения, только в ней участвуют два необыкновенно чувствительных человека: мудрая Майя и эмоциональный, робкий Майлз. Это обмен откровенностями, как и сцена из «Трудностей перевода», разбор которой последует дальше. Но это не признания ошибок в личной жизни; скорее, рассказывая, они хвастаются друг перед другом. Майлз и Майя изо всех сил стараются продемонстрировать свои достоинства.

В подтексте своего пространного монолога Майлз приглашает Майю приблизиться к нему; в подтексте ее ответа она проделывает это с большим блеском. Не остается сомнений в ее страстном влечении к нему, она берет его за руку и зазывает его улыбкой Моны Лизы. Но Майлз пугается, как ребенок, бежит в туалет и оставляет ее в состоянии страшной досады.

Опять обратите внимание, как сцена строится вокруг триалога. Вино становится тем «неким третьим», под которым «пульсирует» подтекст.

Теперь я перепишу всю сцену лобовым стилем, вытащу из контекста всю саморекламу и обещания героев и введу их прямо в текст, вырвав из него то самое «нечто третье».

МАЙЛЗ. Если хотите со мной познакомиться, учтите, что я тот еще фрукт. Я тонкокожий, можно сказать, нежный. Я совершенно не способен к выживанию. Нет, мне нужен уютный маленький мирок и женщина, которая окружит меня любовным вниманием. Но если ты терпелива и заботлива, то оценишь мои превосходные качества. Я не приду к тебе. А вот ты должна ко мне прийти. Понимаешь? При нужном количестве нежной любви я превращусь в самого завораживающего, чарующего мужчину, с которым тебе необыкновенно повезло познакомиться.

МАЙЯ. Я — женщина, страстно влюбленная в жизнь. Час за часом, день за днем, год за годом я купаюсь в солнечном свете времени, наслаждаюсь каждым драгоценным мигом. Я в самом расцвете — успела научиться на своих ошибках, но еще могу расти и развиваться, поэтому с каждым днем я буду становиться все сложнее, все разнообразнее. Когда я достигну пика, — а поверь мне, сейчас, в этот миг с тобой, я его достигаю — вкус у меня будет хороший, потрясающе хороший. Давай, бери меня.

Человек может испытывать подобные чувства, может даже смутно думать о чем-то таком, но никто и никогда не выскажет вслух ничего такого болезненно-откровенного. Такие признания прозвучат невыносимо банально в гостиной, где непринужденно беседуют о мыслях и желаниях.

Но именно таких действий хотят от своих героев Тейлор и Пэйн: они должны выставить себя в самом лучшем свете, пообещать луну с неба, чтобы завоевать расположение своего собеседника неприкрытой саморекламой и обещаниями. Так как же вписать все эти действия в диалог? А вот как: дать им побеседовать.

Как люди беседуют? То, что им известно, они используют как «нечто третье». Что же известно этим героям? Майлз и Майя — знатоки двух предметов: вин и самих себя. Основательно, на практике они знакомы с первым и романтически-приподнято, идеализированно представляют себе второй. Прибегая к метафоре вина и виноделия в отношении себя, они всячески стараются завоевать расположение друг друга.

В начале раздела я указал, что лексика — ключ ко всему. Диалог, характерный для героя, возникает из невысказанных его желаний и действий, совершаемых им для удовлетворения этих желаний. Действия становятся тем языком, транслирующим внутренние, скрытые мысли и чувства героя во внешний мир; это именно те слова, которые конкретный герой произносит в конкретный момент при совершении конкретных действий.

Основываясь на романе Пикетта, Пэйн и Тейлор передали собственный опыт Майлзу и Майе и создали характерные для каждого голос и лексику. Соблазняя, Майлз и Майя описывают себя языком вина. Чтобы убедиться в этом, сравните наполненный модальностями язык Майлза, его чувственные прилагательные и наречия с простыми, прямолинейными существительными и глаголами, употребляемыми Майей.

Вот Майлз: «тонкая», «вызревает рано», «внимание», «терпеливый», «заботливый», «проявить лучшие качества», «открыть потенциал», «волнующий», «завораживающий», «уединенный уголок», «тонкий букет».

А вот Майя: «жизнь», «живое существо», «солнце», «жара», «созревать», «достигать пика», «потрясающе вкусное».

Согласитесь — у этих авторов хороший слух на голоса своих героев.

Время от времени мы встречаем слабые истории с хорошими диалогами. Всем нам попадались плохо рассказанные истории с жутким диалогом, но превосходную историю редко губит провальный диалог. Это и понятно: качественно рассказанная история порождает качественный диалог.

Как лихорадка, плохой диалог предупреждает, что болезнь успела пустить глубокие корни в истории. Авторы нередко упускают из виду зловещие симптомы, пытаются связать сцены, переписывают и переписывают реплики: им кажется, что «правильный» диалог способен улучшить весь рассказ. Но недуги героев и событий не лечатся переделкой диалога.