Геннадий Мамлин - Путешествие на юг

Хмаров отдергивает штору.

(Зажмуривается, ослепленная ярким светом.) Спасибо. Теперь самое время вспомнить пошловатый афоризм: искусство требует жертв. Вы еще здесь?

Х м а р о в. Да.

В е р а П е т р о в н а. Не теряйте времени. Я спущусь через десять минут.

Хмаров идет к двери. Вспомнив, возвращается за пальто, достает из внутреннего кармана цветы в целлофане.

Х м а р о в (в некотором смущении от собственного поступка) . Чтобы поздравить, по дороге заехал на рынок. Цените.

В е р а П е т р о в н а (открыла глаза) . О, благодарю вас. Вы мой щедрый, великодушный и дорогой. Это первый букет в жизни, который вы купили на свои деньги.

Х м а р о в (мрачно) . И последний. Я и не подозревал, что это грабеж. (Выходит.)

Некоторое время Вера Петровна, словно собираясь с силами, лежит, рассматривая букет, затем встает и идет к двери.

Через месяц.

Одна из гостиных в престижном отеле за рубежом. Кресло, на столике телефон и газеты. За кулисами — в зале для приемов — звучит медленный вальс.

Входят В е р а П е т р о в н а и Х м а р о в. Вечернее платье и смокинг.

Х м а р о в (он чуть навеселе; протянул один из двух прихваченных с собой бокалов) . Где нынче можно выпить мускатное шампанское и откушать черной икры и раков? Только за рубежом. Что вы сжимаете в кулаке?

В е р а П е т р о в н а (прячет руку за спину) . Это секрет.

Х м а р о в. Знаем мы эти дамские секреты. Милый пустячок, талисман. Я угадал?

В е р а П е т р о в н а. Вы угадали. Почему мы ушли из зала?

Х м а р о в. Садитесь. И не волнуйтесь. Будем ждать.

В е р а П е т р о в н а. Чего?

Х м а р о в. Новостей. Презираю почести, но Федоровский непременно хочет поздравить первым. Надо уважить. Он друг и председатель жюри. Я просил соединить по этому телефону.

В е р а П е т р о в н а (осторожно) . В газетах много пишут о фильме Косталлини.

Х м а р о в. А как же иначе, он — мэтр.

В е р а П е т р о в н а. Восторгаются Жаном Сормье.

Х м а р о в. Пусть их. Сормье — дебютант. Есть традиции. Дебютанты не получают гран-при. Что там сегодня?

В е р а П е т р о в н а (просматривая газету) . «Майкл Кервуд — большой художник».

Х м а р о в. Да уж не меньше супергориллы из своего боевика. Когда она отгрызает голову героине, невольно хватаешься за свою. Он завораживает ужасами. Зритель — кролик перед экраном удава-Кервуда.

В е р а П е т р о в н а. О вас. «Сергей Хмаров — мастер психологического нюанса». «Зрители покорены». Хвалят Чухонцева.

Х м а р о в (гордо) . Я — Мидас кинематографа. Делаю знаменитым каждого, к кому прикоснусь.

В е р а П е т р о в н а. Тут и обо мне.

Х м а р о в. Читайте.

В е р а П е т р о в н а. Заметка называется «Первая роль»… Впрочем, о роли ни слова. Возраст, рост, цвет волос и прочая чепуха. Даже выяснили, что Хмаров привез на фестиваль жену московского хирурга.

Х м а р о в. Черт с ними. Выпьем. За то, что вы царица бала. Слава Хмарову, открывшему вас. Если хотите, здесь только два фильма претендуют на гран-при. Косталлини и мой.

В е р а П е т р о в н а. Вы говорили, что не принимаете Косталлини.

Х м а р о в. Я не принимаю его мировоззрение.

В е р а П е т р о в н а. А это не одно и то же?

Х м а р о в. Нет. Сегодня в мире не найти мастера, равного ему. Но идет борьба за человека. Я считаю: художник должен уметь увидеть и показать лучшее, что в нем есть. Это прибавляет уверенность и возбуждает у человека желание быть человеком. Косталлини внушает ему: ты похотлив, ничтожен, труслив. В его фильмах ни глотка свежего воздуха. Никаких надежд. У него мировоззрение пораженца, у меня — борца. Другой разницы между нами нет.

В е р а П е т р о в н а. Это рассуждения профессионала. Зритель уходит с его фильма потрясенный.

Х м а р о в. Потрясенный и подавленный. Еще бы! Его актеры годятся на шекспировские роли. Его сценаристы пишут не на косноязычном языке междометий. Они умеют формулировать мысль. Тем хуже и страшнее. Он впитывает отчаяние общества, концентрирует, возвращает на экран мощным лучом кинопроектора и порождает новую волну отчаяния. Замкнутый круг. (Долго смотрит на молчащий телефон.) Дождутся, гости вылакают все мускатное. Придется запивать тосты их кислятиной «Клико».

В е р а П е т р о в н а. Вот и попались. Вы волнуетесь, как и все.

Х м а р о в. Я тоже не истукан.

В е р а П е т р о в н а. А как же насчет презрения к почестям?

Х м а р о в (по секрету) . Чтобы презирать почести, надо их сперва заслужить. Пускай сперва дадут, а уж потом мы покажем, до какой степени нам на них наплевать. (Серьезно.) Вот он, взгляните — Жан Сормье. Острый, неуживчивый, злой. В его годы я был таким же. Ему плевать на нюансы. Кампучия. Он заставил зрителей ужаснуться. Пробился к совести через равнодушие сытых людей.

В е р а П е т р о в н а (несколько удивлена) . Разве сегодня на пресс-конференции вы не сказали, что, к сожалению, не знаете этого фильма?

Х м а р о в. Сказал.

В е р а П е т р о в н а. Тогда что это значит?

Х м а р о в. Только то, что на этой ярмарке тщеславия я оказался не лучше других. Я профессионал. Я жив, пока во мне не умерло любопытство. Я смотрел этот фильм. Дважды. По утрам. Пока почтенные гости фестиваля отсыпались после приемов. Там есть просчеты. Он молод, хочет сказать сразу и все. Захлебывается от гнева. Речь не всегда внятна. Но меня захватил его гнев. (Потряс газетами.) Мир рехнулся. Президентов подстреливают, как куропаток. В толпе взрывают бомбы. Захватывают заложников. Бесноватые генералы готовят человечество к мысли о самоубийстве. Кто смирился — тот мертв. Сормье почувствовал это острее других.

В е р а П е т р о в н а. Сумасшествие проходит, а искусство остается. Долг художника воспитывать нравственность. Только нравственность может спасти мир.

Х м а р о в (резко) . Долг художника — не уходить от сегодняшних страстей человечества. Конечно, Жану сунут какой-нибудь приз. А я — клянусь! — поддался бы нормальным человеческим эмоциям, наплевал на мэтров и дал гран-при этому юнцу.

В е р а П е т р о в н а. Что ж, подите и скажите им об этом.

Х м а р о в. Да? (Хитро усмехнулся.) Они сочтут Хмарова сумасшедшим. Пусть лучше считают Хмарова мастером психологического нюанса. Давайте помолимся за этого сердитого молодого человека и пожелаем ему в жизни удачи. Салют. (Посмотрел на телефон.) Между прочим, могли бы и поторопиться, понять: люди измаялись, ожидаючи ихних призов… Заявляю доверительно и официально: я решил. Следующий фильм — о целине. Сценарий юного гения из Литинститута лежит в правом ящике моего письменного стола. Кажется, вы читали его. Крупно. Без прикрас. Я колебался, думал: сколько еще можно об этом? Зачем? А целина — это хлеб, мясо. (С силой.) В стране не хватает жратвы, а сибирский мужик Хмаров решил прослыть мастером психологического нюанса. (Вспоминая и воспламеняясь.) У, какой сценарище! Какая рубка характеров! Помните любовную сцену в палатке?