Александр Кургатников - Практически счастливый человек

З а м ы ш л я е в. А что — он прав. (Кивнул в сторону Валерика.) Я, вот, тоже. У отца семь классов, задвигал шибко… А я — техникум, должность инженера. И контролирую себя в этом деле. (Налил.) Если б еще брюхо не болело… Что, Генка, такие уж мы плохие?..

В а л е р и к. Знаете, ребята, давайте — за что? Гена? За наше поколение. Ведь мы с вами последние, так сказать, довоенные. Последние, кто помнит войну. По тем меркам мы все кто — практически счастливые люди.

З а м ы ш л я е в (трагически) . Гена, за это надо!

Выпили трое. Еще раз возмущенно топая, прошел белоусый старик. Теперь — снизу вверх.

У с о л ь ц е в (весело) . Петя. Хочешь — действительно останусь в нашем тресте? Зачем тебе новый начальник?

З а м ы ш л я е в. Смешно!

У с о л ь ц е в. Пойдем завтра к Можарову. Ты же был при том разговоре, когда он сказал: «Дальнюю Гавань — отложить». Пойдем. Напомним. Один человек — ничто, двое — нечто. Пойдем.

З а м ы ш л я е в. Вместе, значит?

У с о л ь ц е в. Вместе.

З а м ы ш л я е в. Так понимаешь, Гена… (Помял нос и, вспомнив примету, смутился еще больше.) Билет вот на руках… (Радостно.) Ехать надо!

У с о л ь ц е в. Сдадим билет.

З а м ы ш л я е в. Очередь опять выстаивать… (Мучаясь.) И вообще: шум пойдет… Мы ему, он нам… Разговоры эти, выяснения… Умереть легче!!

У с о л ь ц е в. Петя-Петенька-Петюня. Как я тебя все-таки хорошо знаю. (Взял бутылку.) Все, ребята. На посошок. И разбегаемся. (Выпил один. Посмотрел на печального Петю, печального Валерика.) Скорбящих без причин — в девятый круг ада! А ну, целуйтесь. (Стал с силой толкать друг к другу.) Целуйтесь, у вас же полное единство взглядов по всем обсуждавшимся проблемам.

В а л е р и к }

З а м ы ш л я е в } Кончай. Ты что?

Усольцев опять откинулся назад.

З а м ы ш л я е в (тихо) . Безнадежно это, Гена. Не столь уж я боюсь, но безнадежно.

У с о л ь ц е в. Что?

З а м ы ш л я е в. Безнадежно.

У с о л ь ц е в (раздельно) . Что — Петя?

З а м ы ш л я е в. Он тебя победит. (Выключил транзистор; еще тише.) Победит! Ты же с ним всерьез, с сердцем воюешь. Здоровье тратишь. А он, как в преферанс, ходы рассчитывает… Спокойненько. Он нас всех победит. Увольняйся. Все.

Молчат все трое.

(Взял гитару.) Сыграй, Гена. И я уеду в командировку. (На глазах у него слезы.)

У с о л ь ц е в. Нет, друзья. Соседи выйдут. На своей лестнице играть не буду. (Встал.)

Вышла Н а т а л ь я Б о р и с о в н а.

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (натужно светски) . Знакомая картина: три мужика и бутылка… Валерушка, для тебя все приготовлено.

В а л е р и к (поцеловал руку) . Натальюшка, странноприимица… Ты — свет жизни… (Посмотрел на Наталью Борисовну и осекся.)

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Гена, можно тебя на пять минут?

У с о л ь ц е в. На пять минут? (Захохотал.) Р о в н о на пять? Петя, подождешь меня р о в н о пять минут? (Замышляев не знает, как реагировать.) Р о в н о через пять минут я выйду. Дойдем вместе до автобуса. (Быстро пошел.)

Петя — один. Встал, нетерпеливо заходил.

Комната.

У с о л ь ц е в стоит. Вошла Н а т а л ь я Б о р и с о в н а, подошла к столу, взяла листки исписанной бумаги.

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Я хотела тебя спросить: как мы будем дальше?

У с о л ь ц е в. Можем сразу развестись, можем — через некоторое время. Лучше — через некоторое время: просто не хочется сейчас всей этой мути. (Листки в руке Натальи Борисовны не дают ему покоя.) Что это?

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Письмо.

У с о л ь ц е в. От кого?

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Мое письмо. К тебе.

У с о л ь ц е в. Дай.

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (отвела руку с письмом) . Устала до предела, вымоталась… Понял? Не жила своей жизнью — Севкиной, Дашкиной, твоей: готовки, уборки, сплошной быт… Тоже понял? Пошла к психотерапевту… Стыдно было, но пошла. Хотела понять, почему мне с тобой плохо… Этот человек, который у меня был… Я должна была доказать себе, что еще существую как женщина…

У с о л ь ц е в. Ну, пошел. Петя ждет.

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. А я тебя не пущу… (Стала у двери.) Мне без тебя делать нечего. Вся жизнь теряет смысл. Все двадцать лет… Ты должен остаться.

У с о л ь ц е в. Логично. С тем мужиком не вышло… Ты ж не дура — знаешь статистику… Сколько в вашей бабконторе безмужних?.. Интересных, современных, интеллектуальных?

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Это еще не самое подлое, что ты можешь сказать. (Разорвала письмо.) А помнишь, Гена… Все-таки какое-никакое оправдание у меня было…

У с о л ь ц е в. Помню. Пятьдесят седьмой годик!.. Обещали друг другу, что останемся свободными. Выше предрассудков. Будем современными… Физическая верность — так сказать, насилие над природой. Все помню. Все игры того времени. И как ты легко припорхнула ко мне, когда уехала мать, и как потом смущенно оправдывалась, что оказалась девушкой… А я прощал эту несовременность. Великодушно. Я давно уже не хочу играть в современность.

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Я тоже не хочу играть в современность.

В Дашиной комнате зажглась настольная лампа. Даша села к секретеру.

Что ты так смотришь?

У с о л ь ц е в. У тебя какой-то не твой цвет волос…

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Я крашу. Давно. Стараюсь, конечно, чтоб был мой.

Усольцев не слушает, сел на тахту.

У с о л ь ц е в. Да, ты удачно выбрала момент…

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Я знаю, Гена, для тебя это — самое тяжелое. То, что как раз сейчас… Слишком много предательств. (Медленно подошла, села на тахту.)

Неуверенные гитарные звуки.

Не знаю, Гена, есть ли бог, но наказание — есть. Точно. Я в этом много раз убеждалась… (Помотала головой — как будто ей что-то мешает.) Все уже было кончено — встретились, чтобы разойтись… В скверике на Монастырской… И вдруг — Дашка.

Жизнь в доме все не замирает; свет в кухне — Валерик поставил чайник.

Гена, я хочу, чтобы ты понял одно. Что в действительности мне было хорошо только с тобою. И только с тобою я… (Заплакала.) А куда ты шел тогда? Не помнишь? (Быстро.) Я увидела тебя… Сначала ты зашел в горсад, где шахматисты… Постоял, посмотрел… Потом пошел по Игнатьевской, где фабрика и забор… Мне показалось, ты меня заметил.

У с о л ь ц е в. Не помню. А ты куда шла?

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Шла… Я, Гена, часто теперь хожу одна… (Взяла Усольцева за руку.) Странный у нас возраст, правда? Сорок с хвостиком, а такое ощущение, будто возвращается что-то от ранней молодости… Обидчивость какая-то, ждешь чего-то… А помнишь, как мы ездили в Еремеев Посад на пароходике?

Усольцев встал, отошел. В доме очень тихо.

У с о л ь ц е в (нетерпеливо) . Знаешь, что самое смешное? Что я все знаю. И что ты скажешь. И как. И что за руку возьмешь… Все знаю… И все равно — люблю.