Александр Кургатников - Практически счастливый человек

Вышла, очень элегантная, в новом платье.

Шила в «Люксе». Чтобы доказать себе, что еще жива.

У с о л ь ц е в. Чудесно, мама.

О л ь г а М и х а й л о в н а. Я даже не столько самую оперу люблю, а все вместе. Наряжаешься, готовишься, не забыть бы бинокль, толпа… Пахнет духами, конфетами… Уж не знаю почему — в опере всегда пахнет хорошими конфетами… (Посмотрела на Усольцева и вдруг тихо, растерянно.) Гена?.. Может быть, я не всегда верно направляла тебя… Я была слишком категорична. Но если ты будешь слушаться меня теперь… (Торжественно.) Иногда, Гена, люди начинают все сначала и все выигрывают. Понимаешь?

У с о л ь ц е в. Какая ты красивая, мама. Седая, важная. Теперь таких не бывает. Завтра мы пойдем в оперу!

По чьей-то заявке исполняется вальс «На сопках Маньчжурии». Усольцев резко усиливает звук. Подходит к матери, они начинают вальсировать.

Звонки: два коротких, один длинный.

О л ь г а М и х а й л о в н а. Люция, моя дорогая! (Недоуменно.) Но у нее же ключи?

З а т е м н е н и е.

Квартира Усольцевых. Н а т а л ь я Б о р и с о в н а что-то пишет, сидя у журнального столика. Приглушенно доносится программа «Для полуночников». Появился З а м ы ш л я е в, лицо постаревшее, усталое.

З а м ы ш л я е в (постоял) . Вот маюсь, хожу с этой бандурой, как кенгуру. Не лезет в багажную ячейку на вокзале… Я уж и так, и этак, и задом, и фасадом… Геннадий Николаевич, он в данный момент отсутствует? (Мается.) Ноль часов, да… (Не веря, что поймут.) Нельзя так, чтобы мы с ним — хлоп, и в разные стороны. Тогда вообще верить не во что. Даже в главке знают наш тандем: Усольцев — Замышляев, Замышляев — Усольцев, он по конструкциям, я по грунтам… Вот вам, к примеру, фрагмент жизни. Прорвало штаны… (Спохватился.) На реке, на кордоне…

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Петр Васильевич, мне это неинтересно.

З а м ы ш л я е в. А, ну да, вы — искусствовед. (Пошел.) Очень он мне нужен. Информация у меня. Он все пересмотрит в свете, так сказать…

З а т е м н е н и е.

Лестничная площадка.

Появился понурый П е т я.

З а м ы ш л я е в (вдруг радостно) . Слава богу. У нас с тобой час в кармане. На душе у меня…

Быстро идет У с о л ь ц е в.

Заложил я тебя, Гена. Можно сказать, предал. Не могу молчать.

У с о л ь ц е в (на ходу) . Ты — как Лев Толстой. Статья у него знаменитая «Не могу молчать». Отойди. (Остановился.) Кто у меня дома?

З а м ы ш л я е в. Супруга.

У с о л ь ц е в. А дочка дома?

З а м ы ш л я е в (вдогонку) . Мне-то обождать? (Посмотрел на часы, покачал головой.)

Вышла Н а т а л ь я Б о р и с о в н а, с ненавистью поглядела на Петю.

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Идите, Петр Васильевич. Поздно уже. Что вам от нас надо?

З а т е м н е н и е.

Дашина комната.

У с о л ь ц е в стоит, обняв д о ч ь, крепко прижав ее голову к своей груди.

Д а ш а. Ты мог позвонить, если хотел убедиться, что я жива. Я не в пятом классе, я не собираюсь наедаться димедролом, мне не понравился его вкус. Не бойся, я назначила срок, немного еще поживу.

У с о л ь ц е в. Дарья, ты напрасно разозлилась. Нам с тобой хуже не будет.

Даша вдруг высвободилась, отчужденно молчит.

(Быстро.) Зарплата у землекопа, например, не такая уж маленькая, немногим меньше моей… У шофера — тем более. Ты просто не в курсе… Понимаешь? С точки зрения престижа — начальники нынче куда меньше требуются. А главное — жуткая свобода. Отмолотил смену — и все, живи. И не будет крутиться в голове — что там мои ребятушки: не напорол ли кто, не напился ли. Хоть сны перестанут сниться на производственные темы. Тебе все это непонятно? И если ты по-прежнему хочешь, чтоб мы уехали вместе… Я готов!

Д а ш а. С землекопом я не поеду.

У с о л ь ц е в. А с начальником плавстройотряда поехала бы?..

Д а ш а (очень спокойно) . Скажи, папа. На твоей теперешней работе тебя что — дразнят? (Посмотрела на отца.) Насмешничают? Не дают прохода? Если этого нет, то все, что ты сказал, меня не убеждает.

Усольцев присвистнул.

Ты не знаешь, когда по-настоящему плохо.

У с о л ь ц е в. Когда?

Д а ш а. Ты не поймешь.

Усольцев яростно задвигался на стуле.

Но я расскажу. У меня правило — объяснять даже тем, кто не поймет. Может быть, поймут потом. Помнишь Сашку Павлищева?

У с о л ь ц е в. Длинный такой, все смущался?

Д а ш а. Он не смущается, это у него со взрослыми такая тактика.

К двери Дашиной комнаты подошла Н а т а л ь я Б о р и с о в н а.

Он — ферзь. Физические данные, разносторонняя одаренность, карманы от записок пухнут — всякие дуры в любви признаются. Ну вот, мы вышли вчера — я, Сашка Павлищев, еще там девчонки, и зашел разговор, кто уже написал, кто нет — в смысле доклад.

У с о л ь ц е в (взял тетрадку) . Про мышей линии Це-Бе-А?

Д а ш а (кивнула) . Ну, я говорю, я — уже. И одна там говорит: «Крошка Долли у нас, конечно, старается». А Сашка Павлищев так посмотрел на меня, он умеет, и говорит: «Крошке Долли иначе нельзя. Экстерьер у нее — рассчитывать на принца не приходится, родители начального ускорения задать не могут, вот она и роет землю носом».

Заглянула Н а т а л ь я Б о р и с о в н а.

У с о л ь ц е в. Плохо дело.

Д а ш а. Хуже всего не это. Хуже всего, что я сказала речь. Я сказала: вот вы все такие уверенные в своем будущем, но никто не знает, что вас ждет завтра. И когда с вами случится то, что вас ждет, — вам не поможет ничто: ни начальное ускорение, ни ваши друзья, ни… Я много чего сказала. Теперь Сашка ходит по школе — вот так (прошла, хромая) и повторяет мою речь. А они — хохочут. Видишь, мне хуже, чем тебе. Но я же не сдаюсь.

Усольцев молчит.

Ах, папа, все чепуха — только бы не стать посмешищем. Если ты уйдешь в землекопы — это будет первый шаг… Таким людям, как ты, только начать расковываться… Я уже вижу тебя у нашего универсама, как ты собираешь на троих.

У с о л ь ц е в. Я не знаю людей, Дарья, которые были бы так убеждены в своей правоте, как ты.

Д а ш а. Я тебя люблю, папа, поэтому убеждена.

Вошла Н а т а л ь я Б о р и с о в н а.

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Дарья, ты не брала мой лак? Польский, перламутровый?

Даша молчит.

Весь день сегодня что-нибудь ищу.

Д а ш а (спокойно) . Ты прекрасно знаешь: я твоей косметикой не пользуюсь. Вообще не пользуюсь. И никогда в жизни не буду пользоваться. (Отцу.) Завтра встретимся. Тебе придется принять окончательное решение. Но учти: своего я не изменю.

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а (прислушивается) . Мне кажется, Замышляев играет на гитаре… Акустика на лестнице. Посмотри.

У с о л ь ц е в (Даше) . Будь! (Ушел.)

Н а т а л ь я Б о р и с о в н а. Ты напрасно, Дарья, избрала меня своим главным врагом. Я гораздо слабее тебя. (Вышла.)