Леонгард Франк - Пьесы [Авторский сборник]

Карл. Если ты считаешь это шуткой!.. А между прочим, господа, которые курили прежде импортные сигары, и сейчас курят не свекольную ботву. У них есть шкафчики, и в каждом — еще и до сих пор по два-три десятка ящичков, с сигарами… И вот после завтрака они вынимают себе по одной, понимаешь, из такого широкого плоского ящичка. Как сейчас вижу…

Рихард (осторожно поднимает разбинтованную опухшую, посиневшую ногу и кладет ее па здоровую) . И чего ты только не придумаешь. У тебя это вообще здорово получается. Ешь репу, а воображаешь, что это гусиная лапка.

Карл (слегка улыбаясь) . Когда мне было три года, я сделал себе из новой маминой шляпы целый экипаж. Такая была огромная шляпа с длинными ленточками. Я впрягся в эти ленточки и потащил шляпу за собой по всем лужам во дворе.

Рихард. Выдумщик ты. Ну тебя поколотили по крайней мере? (Осторожно, кончиками пальцев щупает опухоль.) Опухает все больше. Боль дикая! С ума сойти можно! (Медленно ставит ногу на пол и опускает штанину.) Если начнется заражение крови, мне сразу же оттяпают всю ногу. (Помолчав.) Когда моя Анна вставала утром — я всегда спал у стены, а она с краю, — я, бывало, и не слышу. Тихонечко!

Карл. Уже рассказывал. Ты просыпался, когда начинала шипеть газовая горелка.

Рихард. Да-да, она шипела так монотонно! Я все хотел ее починить. Но тут пришлось идти на фронт…

Карл (тихонько посвистывает с серьезным лицом) . Вот так, да?

Рихард. Точно! Интересно, она и теперь шипит?

Карл. И отчего это у них груди всегда белее, а бедра и живот темнее?..

Рихард молчит.

Как темное серебро, а? Я все время думаю об этом.

Рихард. А когда она с тобой в постели, то уж ничего не помнишь и не видишь… Но с тех пор прошло три года… Иногда я уже не могу представить себе лицо Анны. Не могу вспомнить, какое оно. Не вижу ее. Знаешь, все как-то расплывается.

Карл (как загипнотизированный) . А я хорошо представляю, как она выглядит. Совершенно точно! Всю! Всю, как она есть.

Рихард (спокойно) . Но ты же никогда ее не видел.

Карл (поспешно, словно под гипнозом) . Видел! Сегодня ночью видел! Во сне! Я бежал и явился к ней. (Вскакивает и обеими руками показывает на левую стену.) Вот здесь, здесь, у стены, — кровать, не так ли…

Рихард. А матрас на ней стеганый, и два шва посредине.

Карл. Это я уже знаю… А вот здесь стоит маленькая железная печурка, ящик с углем и кочерга с медной ручкой. А здесь (показывает обеими руками назад, в левый угол) стоит кушетка, вот так, углом.

Рихард. Печурка?.. Нет, она стоит не так… (В раздумье смотрит на правую стену.)

Карл (как бы между прочим) . Нет, здесь!

Рихард. Ты прав. Никогда не видел моей кухни, а знаешь ее лучше меня.

Карл (склоняется над воображаемой кушеткой) . А вот здесь стояла Анна и разглаживала покрывало… Вот здесь на бедре — сегодня ночью я видел это совершенно ясно — платье было чуть светлее… Это было так красиво. Просто невероятно!

Рихард. Верно. В этом месте платья у нее сильнее выгорают. Она ведь всегда ходит в ситцевых платьях.

Карл. А потом она обернулась, и я увидел ее лицо. И она посмотрела на меня.

Рихард. С летчиком, который сегодня летел над лагерем, я быстро добрался бы до нее. Ну кто это может вынести! Три года!

Карл (медленно проходит вперед, садится рядом с Рихардом) . По крайней мере у тебя кто-то есть. О тебе кто-то думает.

Рихард. Это да, верно.

В глубине, вдоль забора, два солдата проносят на шесте большой дымящийся котел с похлебкой.

Карл. У тебя кто-то есть. А я… Подумать только… у меня вообще никого нет… Ищешь, ищешь… Ищешь всю жизнь. Ползешь, как червяк, а перед тобой сотни тысяч километров сухого, горячего песка. Право же, жалкий червяк на голом песке!.. Я так одинок что даже крысе завидую… А у тебя, конечно, другое дело.

Рихард. Да, Анна ждет меня. Если еще не загнулась.

Карл (порывисто повернулся к Рихарду) . Она не загнулась! Анна не умерла. (Отворачивается, медленно опускает голову.)

Рихард. Говорят, многие умерли с голоду. Народ умирает не только на фронте!

Карл. Рихард, скажи мне. Рихард, если бы она, твоя жена, была сейчас здесь, Рихард, ты уступил бы мне ее на один раз?

Рихард (долго не может понять, после паузы) . Если бы она сейчас была здесь?

Карл. Скажи!

Рихард. Ну уж раз ты тоже в беде… может быть… на один раз… может быть… Но во второй — я размозжил бы тебе топором череп.

Входят двое военнопленных помоложе и садятся на переднюю койку слева. В руках у них котелки, наполненные горячей похлебкой.

Первый военнопленный (оживленно) . Ух ты! Да здесь по сравнению с окопами — просто гостиная, черт возьми!

Второй военнопленный. Подержать бы тебя в этой гостиной годика три да повыколотить из тебя пыль под присмотром этой скотины надзирателя, ты бы запел иначе. Говоришь, в окопах тебя подстрелить могут… А на прошлой неделе они и здесь одним махом расстреляли шестьдесят три человека из барака «В». А ведь это наш барак, барак «В». Одним махом — шестьдесят три человека!.. А как ты думаешь — за что?

Рихард (Карлу) . А самой Анне, если бы она это сделала, я бы ее… я бы ее… Нет, это уж слишком!

Во время следующей сцены пришедшие медленно и неохотно едят свою похлебку.

Второй военнопленный. Только за то, что они не явились на вечернюю перекличку.

Первый военнопленный. Да, но ведь это грубое нарушение дисциплины, милок.

Второй военнопленный. Ага, вот ты каков!

Первый военнопленный. Да во всем мире это считается грубым нарушением дисциплины.

Второй военнопленный. А может быть, это чуточку зависит и от того, какая дисциплина требуется от нашего брата и почему они не явились на перекличку?.. Их заперли в бараке. А все из-за надзирателя. Эта скотина приходит в барак перед перекличкой каждый вечер. Порядок наводит, так сказать. И если найдет на твоей койке клопа — а он всегда находит что-нибудь этакое, — то заставляет твоих же товарищей привязывать тебя к койке и бить до потери сознания, а если они не очень стараются, то им самим достается.

Первый военнопленный. У нас на фронте то же самое или еще того хуже. Стоит кому-нибудь проштрафиться самую малость, товарищи тоже должны его привязывать к дереву. Как Иисуса Христа, чтобы ноги до земли не доставали, а глаза на лоб вылезли, и…