Эдвард Радзинский - Дочь Ленина. Взгляд на историю…

ЧЛЕНЫ КОНВЕНТА. Долой тирана! Гнать с трибуны нового Кромвеля! (Хором.) Смерть тиранам! Смерть тиранам!

РОБЕСПЬЕР. Разбойники, вы торжествуете! Негодяи!

САНСОН. «Разбойники? Негодяи?» Что ж, он прав: всех честных республиканцев он давно отправил ко мне на гильотину. Остались негодяи… И негодяи восстали против кровавых фанатиков.

РОБЕСПЬЕР. Я должен сказать… Дайте мне говорить!

ЧЛЕНЫ КОНВЕНТА (кричат и скандируют). Долой тирана!

РОБЕСПЬЕР. К вам, добродетельные граждане, а не к этим разбойникам взываю я… Я… я… (Ему плохо, хочет сесть на скамью.)

ГОЛОС. Не смей сюда садиться! Это место Верньо, которого ты убил…

Робеспьер в ужасе вскакивает. Пытается сесть рядом.

ДРУГОЙ ГОЛОС. И сюда нельзя! Здесь сидел Демулен, которого ты обезглавил!

РОБЕСПЬЕР (хрипит). Это заговор… против Рес… Рес… (Он сорвал голос.)

ТОРЖЕСТВУЮЩИЙ КРИК. Кровь Дантона душит тебя, несчастный!

ДЕПУТАТ ТАЛЬЕН. Я предлагаю арестовать тирана и его клевретов. (Восторженный рев Конвента. Наконец, крики затихают.) Предлагаю проголосовать за арест Максимилиана и Огюста Робеспьеров и всей их клики – Кутона, Сен-Жюста, Фукье-Тенвиля… Принято единогласно!

ЧЛЕНЫ КОНВЕНТА (неистово кричат). Да здравствует республика!

Тюрьма Консьержери.

САНСОН. Десятого термидора я приехал в Консьержери. Туда после многих приключений привезли Робеспьера. Его челюсть была раздроблена пулей – в здании Коммуны в него выстрелил жандарм… Его поместили в камеру рядом с той, где свои последние дни провела Мария-Антуанетта. Когда я пришел, врач уже вынул пулю. Вид у Робеспьера был ужасный: фрак разорван, рубашка запачкана кровью, чулки спустились с ног…

Робеспьер лежит на койке. Рядом, усмехаясь, стоит Тальен. Входит Сансон.

ДЕПУТАТ ТАЛЬЕН. Полюбуйся, вот он, наш Цезарь! Хорош? Ваше республиканское величество, вы страдаете? А как страдали великие революционеры, которых ты отправил… (кивает на Сансона) к нему! (Робеспьер молчит.) Подготовь его к встрече с его любимой гильотиной. (Уходит.)

САНСОН. Я должен вас постричь, гражданин. (Робеспьер молча пытается приподняться.) Я, кажется, понял… Вы хотите подтянуть чулок? (Робеспьер кивает. Сансон подтягивает его спустившийся чулок.)

РОБЕСПЬЕР (тихо). Благодарю вас, сударь.

САНСОН. Я подумал, что он сошел с ума. Мы уже давно не обращаемся друг к другу на «вы» и не произносим слово «сударь», напоминающее о временах королей…

РОБЕСПЬЕР (повторяет громче). Благодарю вас, сударь .

САНСОН. Нет, он был в здравом уме. Он и вправду не любил длинных речей. И двумя словами сказал мне: Революции больше нет, возвращаются старые времена… То, чего так боялись они все, убивая друг друга.

Утро. Двор Консьержери.

САНСОН. Рассадкой в мою телегу руководил новый вождь Конвента – депутат Тальен…

ДЕПУТАТ ТАЛЬЕН. Поторапливайтесь, граждане! Тирана Максимилиана будет придерживать в телеге его братец Огюст. Сен-Жюст – во второй ряд, и с ним гражданин Фукье-Тенвиль… Командуй остальными, Сансон… (Все со связанными руками рассаживаются в телегах.)

САНСОН. Сколько раз я замечал, как горе одинаково меняет людей. Все эти вчера еще могучие люди тотчас превратились в маленьких детей с беспомощными глазами.

ДЕПУТАТ ТАЛЬЕН. Уселись, пособники тирана? Ну, трогай!

САНСОН. И Робеспьер смог увидеть и услышать все, что слышали его жертвы…

Телега едет по городу. Вопли и крики улицы, заполненной народом.

ТОЛПА. Да здравствует Республика! Смерть кровопийцам! Отрежь для нас головы этих негодяев, Шарло! Убийцы! Палачи великого Дантона! Смерть им! Да здравствует Республика!

РОБЕСПЬЕР (шепчет). Да здравствует Республика!

Осужденные в телеге поют «Марсельезу». И улица поет «Марсельезу».

САНСОН. Мы ехали мимо его дома на Сент-Оноре… (Робеспьер волнуется, пытается приподняться, но тщетно.) Даже лежа он увидел то, что видели его жертвы, – свои окна. Только снизу, из моей телеги!.. Через час я укладывал в дурно сколоченный гроб его обезглавленное туловище. И между ног в спущенных чулках поместил его голову с рыжеватыми волосами. На волосах еще осталась пудра, в глазу застрял кусочек стекла от разбитых очков…

Круг замкнулся. Вся история Революции уместилась в моей грязной телеге. Но покоя нет… Страх – невыносимый, непередаваемый – не покидает меня! И все чаще мне снится та зловещая рука, которую среди волн видят моряки перед кораблекрушением… Господи, спаси! Но, успокаивая себя, я говорю: «Грядущие кровавые сцены меня уже не коснутся, у них будут другие участники. Так что ваша очередь, господа…»

Квартира режиссера М.

РЕЖИССЕР М. «Меня… били – больного шестидесятишестилетнего старика. Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам (сверху, с большой силой) и по местам от колен до верхних частей ног. И в следующие дни… по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли)…» (Останавливается.) Смотрите, они пришли ко мне…

Входят Людовик Шестнадцатый, Мария-Антуанетта, Камиль Демулен, Максимилиан Робеспьер, Жорж Дантон.

РЕЖИССЕР М. (кричит). Почему в камеру пускают посторонних?! Я хочу открыться вам… Нас обманули. Мы не живем… Людовик Шестнадцатый – это Николай Второй… Мария-Антуанетта – наша царица… Бухарин – Камиль Демулен… Нам зачем-то показывают одно и тоже представление! Кромвель – наш Усатый… Но для чего? Для чего?! Для чего нам показывают один и тот же спектакль?!

ГОЛОС МАЛЯРА. А я за тобой… Когда расстреливаешь – близко стоишь. Оттого и кровь брызжет на гимнастерку – стирать приходится… Но надо совершенствовать работу. И я придумал, едрена мать. Когда курок спускаешь, надо легонько дать осужденному пинок под зад! И гимнастерка чистая!.. Вставай, сволочь, на «пинок под зад»! Палач пришел!

ЖЕНА (кричит по телефону). Его арестовали в Ленинграде! Его – символ нового искусства… Символ Революции в Театре… И никто ничего! Я выйду на улицу! Я встану возле театра. Я хочу посмотреть в глаза его ученикам! (Слышен звон разбитого стекла.) Боже мой! (Бросается прочь из комнаты.)

ГОЛОС МАЛЯРА (приближается). Не надо смотреть в чужие глаза, бабуля… Надо свои беречь… Бабуля! Где ты? Раз, два, три, четыре, пять – иду искать! Бабуля… Не надо прятаться! Раз, два, три, четыре, пять… А вот и встретились!

ЖЕНА. Оставьте меня!

МАЛЯР. А мы милашку… ножичком! (Женский истошный крик.) Это до печенки твоей не добрался… А мы любимую еще разок! (Женский вопль.) Плохо! Погромче бы надо, бабуля… чтоб соседи дрожали. Я, кума, веселый… (Дикий нечеловеческий женский вопль… И обрывается.)