Эдвард Радзинский - Дочь Ленина. Взгляд на историю…

СПОНСОР. Да, теперь мы.

ОПЕРАТОР. Тут затемнение Из затемнения.

ФЕКИН. (читает сценарий) «Квартира Надежды Леонидовны. Аня выходит в коридор, начинает набирать номер телефона.

ИРИНА (выходя в коридор). Аня, освободи, пожалуйста, телефон.

Аня молча кладет трубку, возвращается в комнату но Ирина не решается звонить Расхаживает по коридору, что-то обдумывает.

НАДЕЖДА ЛЕОНИДОВНА. Ты загорела в совхозе, Анечка.

АНЯ. Было много солнца.

НАДЕЖДА ЛЕОНИДОВНА. И солнце было горячее… Видимо, будет жаркое лето.

В комнату возвращается Ирина. Аня тотчас уходит в коридор, набирает номер.

НАДЕЖДА ЛЕОНИДОВНА. Аня загорела… (Ирина молчит, продолжает расхаживать). Я получила рукопись от машинистки.

ИРИНА. Тетя, почему вы занимаетесь не своим делом? Вы не можете написать книгу, это совершенно ясно…

НАДЕЖДА ЛЕОНИДОВНА. Почему уж так ясно?

ИРИНА. Потому что вы не знаете, о чем нужно сейчас писать.

НАДЕЖДА ЛЕОНИДОВНА. Но Толстой говорил…

ИРИНА (привычно). Вы не Толстой.

НАДЕЖДА ЛЕОНИДОВНА. Но я хотела написать…

ИРИНА (механически). Это не читается.

НАДЕЖДА ЛЕОНИДОВНА (отчаянно). Но ведь ты еще не читала!

ИРИНА (затвержено). Это демагогия. (Опомнившись.) Простите, тетя, я думала о своем… Но, поверьте, я знаю, что вы можете и чего вы не можете. (Продолжая расхаживать и обдумывать.) Ну, так о чем же вы там пишите?

НАДЕЖДА ЛЕОНИДОВНА. О трагической актрисе. О Саре Бернар символе исчезнувшего великого театра Время, Иринушка, украло пафос, и скорбный рот трагического актера… Остался шепот и трамвайные лица. Птица чтобы взлететь должна стать гордой и гений властвует на взлете Есть страсть, и есть высокие слова, похожие на спелые плоды. Когда они падают, слышно, как вздыхает земля. Ты не слушаешь?

ИРИНА. Слова… слова… слова!.. Хорошо, я прочту. (Выходит в коридор. Аня молча бросает трубку возвращается в комнату)

ИРИНА (Решительно набирает номер.) Аверкий Борисыч?… Да, это я… Ну что вы скажете о сегодняшнем худсовете? (Выслушивает.) Знаете, если совершенно честно, мне фильм… не нравится… Но НЕ поддержать его в этой ситуации я не могла, и я сочла долгом И знаете, я немного тревожусь: а вдруг не прочлось, что я «за»? (Выслушивает.) Именно, именно– демонстративно! Демонстративно! с ним не поздоровалась, и демонстративно… Значит прочлось? Вы меня утешили… Ну хорошо-хорошо, я успокоилась…! Ну, звоните, звоните, дорогой… (Вешает трубку, набирает новый номер.) Да, Ферапонт Абрамыч, это я… Честно говоря, фильм не пришелся… мне многого в нем не хватает!.. Хотя бесспорно в нем есть нечто лермонтовское, но…

РЕЖИССЕР. Не надо Лермонтовского! Лермонтовского – здесь не надо Критики сейчас так не разговаривают… Зина, там же был написан новый текст!

Зина тотчас достает листочек из воздуха и передает Кирьяновой

ИРИНА (читает). Мне много в нем не хватает… Я вижу здесь скорее стилизацию под немые фильмы немецкого экспрессионизма… И слишком много общепринятых табу… Он все таки бывший актер! И оттого он Неофит, теряюшийся перед профессионалами… Оттого эта жалкая фронтальная нагота персонажей… которых он в постановочном аллюре подолгу ласкает камерой. И слишком пасторальная картинка… Это выдает! И наконец путаница жанров Что это? Герметичная драма?… Притязание на классику кемпа? Или. клаустрофобская фильма… с нарочитым отказом от сексэксплутационного кино? Или обычный байопик?… Я теряюсь. И наконец, тривиальная попса французского горлопана Дассена… Но все-таки я сочла своим долгом показать визуально позицию… Эти Трофимовы должны её знать Но знаете, я немного тревожусь? А вдруг не совсем прочлось? (Выслушивая.). Именно именно… поэтому я почти нагло не поздоровалась и нагло не попрощалась? (Выслушивая ответ.) И Аверкий Борисович тоже отметил… Спасибо, у меня отлегло. Ну, звоните, звоните, дорогой!

Звонок в дверь. Ирина открывает. Входит Кирилл Владимирович. Она здоровается с ним. И тут же звонок по телефону.

ИРИНА (Берет трубку.) Здравствуйте, Ваня… Да нет, я не беспокоюсь… А откуда вы знаете? (Выслушивая ответ.) Ах, этот Аверкий Борисыч… Честно говоря мне в фильме слишком много не хватает… Понимаете, он не снял… но это не телефонный разговор… Да, не поздоровалась… и не жалею… Вы считаете, прозвучало? Вы уже третий человек… Ну хорошо, хорошо, я успокоилась… (Вешает трубку. Кириллу Владимировичу.) Это Иван Гуслицер… Все-таки телефон – ужасное изобретение! (Выключает телефон.) Раздевайтесь.

Кирилл Владимирович не двигается.

ИРИНА. Я очень тревожилась, вдруг не прочлась позиция. Но все говорят…

КИРИЛЛ ВЛАДИМИРОВИЧ. Я слышал.

ИРИНА. А вы заметили, как Трофимов ждал, что я выскажусь. И когда я молча продемонстрировала ему свое «фэ»… вы были правы… вышло даже сильнее. Что вы не раздеваетесь?

КИРИЛЛ ВЛАДИМИРОВИЧ. Все думаю, как он мог снять то, о чем вы не можете даже сказать по телефону… Остались от козлика рожки да ножки…

ИРИНА. Вы пьяны!

КИРИЛЛ ВЛАДИМИРОВИЧ. Да, был знатный буль-буль Я всегда знал, что вы глупая. И знал… молчите!.. что вы эгоистка. Но вы были для меня образцом принципиальной эгоистки. Я был почему-то уверен, что принципы для вас – прежде всего.

ИРИНА. Послушайте…

КИРИЛЛЛ ВЛАДИМИРОВИЧ. Я хотел быть уверен в этом. Потому что я вам нравлюсь. И я гордился, что могу нравиться даме с принципами. В нашей державе – такое редкость Вы были мое оправдание, если хотите.

ИРИНА. Кирилл…

КИРИЛЛ ВЛАДИМИРОВИЧ (перебивая). Ну, ошибся! Ну?! Что тут страшного?! Я всю жизнь только и делал что ошибался (Фиглярски.) Я ведь начинал историком. И моя первая работа была о Шамиле. Шамиль как вождь национально-освободительного движения. Но взгляды переменились… И в конце тридцатых годов он стал считаться агентом империализма. И я признал свою ошибку. Потом, во время войны, он вновь стал освободительным движением. И я признал ошибкой, что я признал свою ошибку. Потом, в сорок девятом, несчастного Шамиля снова объявили агентом, и я признал ошибкой, что я признал ошибкой в том что признал свою ошибку… (Засмеялся.) А теперь вот вы – моя ошибка!

Входит Аня, подходит к телефону.

ИРИНА (Ане). Мы разговариваем. Иди отсюда, пожалуйста.

Аня молча уходит.

КИРИЛЛ ВЛАДИМИРОВИЧ (тихо). Если бы вы… не испугались… Что вы наделали!.. (Вдруг гаерски) Ну? (Кладет ей руку на плечо.)

ИРИНА. Что?

КИРИЛЛ ВЛАДИМИРОВИЧ. Какие на хрен принципы в наше время! Кому они нужны! Вы просто женщина! Правда? Милая и слабая! И вам приятно сейчас чувствовать себя просто женщиной!

ИРИНА. Кирилл Владимирович!..

КИРИЛЛ ВЛАДИМИРОВИЧ. Очень приятно. Ну будьте же до конца… женщиной. (чуть обнял ее… шепотом) Нужны некоторые словесные приличия? Я не приглашаю вас со мной переспать, я приглашаю вас на ужин вместе с завтраком. (Ласково-ласково, почти прекрасно.) Какой у нас будет трах, Белинский? (Она дает ему пощечину. Он не изменяя тона.) А все-таки прелестно чувствовать себя просто женщиной… Как заметил мой друг Глазков «Вот идет состав товарный, слышен окрик матерный. Женщины народ коварный. Но… очаровательный»