Елена Степанян - Рассказы о чудесах

Гольдсмит (страшно смущен тем, что огорчил его). Ну, конечно же, конечно, я воспользуюсь этим приглашением! Давайте его сюда. (Сует в карман.) Нет! Вот так! (Перекладывает в нагрудный карман. Обнимает его.) Просто я никак не могу опомниться от радости! Сегодня я сам – герцог!

Уже на улице, стоя на крыльце, он делает царственный жест правой рукой.

Гольдсмит.Сегодня у меня самого прием для моих вельмож!

Идет по направлению к таверне, увлекая за собой пеструю толпу разносчиков, мастеровых, попрошаек, цветочниц. Все это шествие ликует, хлопает в ладоши…

…Вот уже одна Оливия, как бы зараженная весельем «друзей» автора, кружится и поет перед новым домиком Примроза. Софья сидит на ступеньках крыльца.

Оливия

Софья поднимается со ступенек и, как бы вспомнив о чем-то, вторит ей.

Софья

Оливия

Вдруг незнакомый мужской голос включается в их пение:

Голос мистера Торнхилла

Сестры в страшном замешательстве – перед ними возникает великолепный красавец – помещик мистер Торнхилл.

Торнхилл (сама любезность и очарование). Прошу извинить меня – я невольно подслушал такой очаровательный концерт, что мне самому захотелось принять в нем участие.

Оливия и Софья делают реверанс. На пороге появляется Примроз и вопросительно смотрит на гостя. Миссис Примроз выглядывает из-за его плеча.

Торнхилл (с необычайной любезностью обращается к Примрозу). Если не ошибаюсь, мистер Примроз, наш новый священник? Моя фамилия Торнхилл, надеюсь, она вам что-нибудь говорит!

Примроз вежливо кланяется, дамы приседают.

Все общество находится уже внутри дома – в скромной комнате, которая служит Примрозам чем-то вроде гостиной. Посреди нее лестница, ведущая наверх.

Торнхилл.Я так много слышал о вашем блестящем красноречии, мистер Примроз! Какая жалость, что в нашей глуши мало кто может оценить его. Подлинному таланту необходимо понимание, восхищение. В этом он подобен красоте! (Бросает выразительный взгляд в сторону девиц. Оливия расцветает, Софья делает каменное лицо.) Да, лондонская кафедра подошла бы вам гораздо больше!

Примроз (вежливо и сухо). Не слишком ли много похвал, сэр, тому, о чем вы знаете только понаслышке?

Торнхилл (с очаровательным простодушием). Неужели вы подозреваете меня в неискренности?! Право, я не знаю, что на это возразить. (Смотрит со «смущенной» улыбкой на Оливию, как бы ища у нее поддержки.) Я привык всегда говорить то, что думаю! У меня душа нараспашку! Меня даже ругают за это! Но что поделаешь! Фамильная черта! Может быть, вам приходилось слышать о моем дяде, милорде Торнхилле?

Примроз (живо). Так это ваш дядя?! (Про себя) Видно, Берчелл все перепутал.

Миссис Примроз (в восторге). О,лучшей рекомендации нельзя и желать!

Торнхилл (потупив глазки). Он всегда относился ко мне, как к родному сыну! Даже сейчас он требует от меня отчета во всех моих делах.

Примроз.Сэр, вы должны быть только благодарны!

Торнхилл (смущенно-доверительно). Я надеюсь, вы позволите мне переговорить с ним о вас. Ваше затруднительное положение…

Примроз (перебивает). Нет-нет, сэр, не вздумайте беспокоить кого бы то ни было. Я настаиваю…

Торнхилл (само великодушие). Не будем спорить, сэр, даст Бог, мы еще вернемся к этому разговору!.. (Меняет тему для того, чтобы не смущать их.) А пока я хотел бы просить вас быть моими гостями недели через три.

По старой доброй традиции в наших краях в честь окончания сенокоса устраивают деревенский праздник, но мы из тщеславия называем его – бал!

Бал.

Таверна. Гольдсмит угощает своих друзей-бедняков.

Гости.

В дверях появляется нищий на костылях и в синих очках – Дженкинс.

Дженкинс.Благородные господа! Не откажите в глотке пива бедному калеке!

Сосед Гольдсмита по столу толкает его локтем и говорит доверительно:

Сосед.А! Это Дженкинс! Такой занятный малый! Он вам обязательно понравится. (Приподымается со своего места и кричит через весь стол) Эй, Дженк! Бросай костыли! Рабочий день окончен! Проходи сюда, мистер Гольдсмит нас всех угощает!

Дженкинс (снимает очки, берет костыли под мышку). Благодарю вас, сэр! (Продирается через всех.) Ничего не имею против! «Оциум пост негоциум», как говорили древние.

Гольдсмит.Вы знаете латынь? Вот как!

Перед Дженкинсом ставят тарелку с едой и кружку пива.

Дженкинс.О, не только латынь, сэр. Все, чему меня учили в университете, я с успехом применяю на жизненном пути.

Гольдсмит (ему очень весело, но он считает своим долгом сделать ему «внушение»). Это было бы весьма похвально, если бы путь ваш не был таким… своеобразным!.. Вы что же, намерены и впредь шагать на этих костылях?

Дженкинс (дурачась). Ах, сэр! Ведь мы с вами не пророки! Как можно заранее знать будущее? (Вгрызается в кусок мяса.)

Гольдсмит (насмешливо). Его можно предположить, зная прошлое и настоящее. Я надеюсь, вы хоть отчасти изучали логику в ваши… (усмехается) студенческие годы.

Дженкинс.Сэр! В ваших словах я слышу незаслуженный упрек! Разрешите мне дожевать этот дар богов, а потом сказать несколько слов в свою защиту.

Гольдсмит (благосклонно). И то и другое – ваше неотъемлемое право.

Дженкинс (вытирает рот тряпкой, служащей ему платком). Я вполне понимаю вас, сэр! Вы смущены моими жалкими орудиями труда. (Прижимает к груди свои костыли.) Но согласитесь, что в жизни часто приходится хватать первое, что подвернется под руку! Мне, увы, судьба не подсунула ничего лучше этих костылей.