Сергей Ермолинский - Синее море

Е л и з а в е т а. И правда! Что за разговоры когда дел невпроворот. (Соседке.) А что это тебя словно святой Кондратий прихватил? Никакого представления тут нету! (Скрылась в доме.)

С о с е д к а. Господи! Господи! (Глянула на Василия Ивановича, на Любу, всплеснула руками и побежала со двора.)

Г а л и н а В а с и л ь е в н а. Любинька! И верно! Наш-то Василий Иванович уезжает! Смешно подумать, совсем уезжает!

В а с и л и й И в а н о в и ч. Да нет же. Рано еще об этом думать… Я скажу, стоял тут, Любовь Никитична, эшелон у южного семафора. Командир собрал народ, рассказывал насчет фронта, разбирал сводку… Какие вести-то!

Г а л и н а В а с и л ь е в н а. Хоть и так, а нам все ж таки грустно. (Посматривая на Любу, уходит.)

Л ю б а. Конечно, грустно: друзей провожать. Но я рада. Подумайте, домой человек едет, жену, дочку увидит, счастье какое! Рада я от всей души, а прощаться — грустно. (Улыбнулась.) Пироги печь будем, провожать будем! (Ушла в дом.)

Выходит С а б у н о в, одетый в железнодорожную форму, при медалях и георгиевском кресте, с авоськой в руках.

С а б у н о в. Рано еще празднички устраивать. Настька! Бери литеру «бе», беги в магазин, селедку по осьмому талону выдают. (Ушел.)

Н а с т е н ь к а (Косте) . Значит, и вы собираетесь? И вы, и Василий Иванович?

К о с т я. Так ведь там люди нужны! И ведь это к своему морю!

Н а с т е н ь к а. А книга-то как же, роман в трех томах?

К о с т я. Помолчали бы, ведь просил! Коли друг, забудьте об этом.

Н а с т е н ь к а. Забуду. Пожалуйста. (Бежит, цепляясь за изгородь, и падает.)

К о с т я. Господи, опять ушиблась.

Н а с т е н ь к а. Ничего подобного. Я нарочно, чтобы доказать. (Ушла, прихрамывая.)

Василий Иванович и Костя.

К о с т я (растроганно) . Не разберешь, что болтает. Хочет сказать одно, говорит другое.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Они все такие, Сабуновы, — колючие. Но ты ее не забывай!

Вышел А л е к с е й, тоже в форме, в кармане — бутылка молока.

А л е к с е й (с неловкостью) . Добрый вечер!

В а с и л и й И в а н о в и ч. Да видались же полчаса назад. Вы на дежурство?

А л е к с е й. На дежурство, на дежурство. На всю ночь. (Хотел что-то сказать, но не сказал — ушел.)

В а с и л и й И в а н о в и ч (Косте) . Я скажу, не забывай ее. В хорошем месте мы с тобой жили, старик, в хорошем доме.

Вышла Е л и з а в е т а, в рабочем платье, в сапогах. На плече у нее грабли, лопата, в руках ведро.

Е л и з а в е т а (будто даже и не в сторону Василия Ивановича) . Провожать будем, плакать будем, а проводим — через день забудем. (Ушла, вскинув голову.)

В а с и л и й И в а н о в и ч. Через день? Глупая Елизавета! Вот и она от меня свою Любу защищает.

К о с т я. Почему защищает? Что вы, Василий Иванович!

В а с и л и й И в а н о в и ч. Не понимает, потому и защищает. Гордость сабуновская, честь. Эх, старик…

К о с т я. Что?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Я скажу, война несет смерть и разрушение. Но она еще калечит человека изнутри — его душу калечит. И победителем будет тот народ, который не устрашился ее ударов и душа у него уцелела! Понял? Вот я о чем думаю, когда думаю о Любовь Никитичне, о твоей Насте, об их доме.

Прошумел поезд. Солдатские голоса поют: «Там, у самой сини моря…»

Любина песня.

Сидят молча. На крыльцо выходит Л ю б а.

Л ю б а. Поскольку большой праздник сегодня, а у вас особенный, пожалуйста, отобедайте с нами, Василий Иванович. И вы, Костя, прошу вас. (Стоит, улыбаясь.)

Василий Иванович и Костя идут в дом.

Люба одна.

Опять прошумел поезд.

(Припав к двери, словно силы сразу оставили ее.) Как же я-то теперь? Мне-то как?.. А у него? Что у него там? И не спросить, и не узнать, может быть, никогда.

З а н а в е с

Море в туманах, его и не видно совсем. Где-то вдали одиноко мигает огонек костра. Сбоку чудятся не то деревья, не то очертания полуразрушенного здания.

Тишина.

Входят В а с и л и й И в а н о в и ч, К о с т я и С т а р и ч о к с п а л о ч к о й.

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. Да ведь как сказать, вроде тут. Тут, пожалуй, и стоял твой дом.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Вроде — стоял. (Косте.) Я скажу, вот и приехали мы, старик. Давай устраиваться. Костер раскладывай, а мы потолкуем. (Старичку.) Сколько ж народу у тебя тут на хуторе?

Костя разжигает костер.

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. На хуторе? Да ведь как сказать. Ежели без тебя и без Константина, то выходит — я, Никодим Петров…

В а с и л и й И в а н о в и ч. Жив старина?

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. Жив. Действует. Ну, вот он. Затем, значит, пацанчик один, Гаврюшка мартюшковский, помнишь?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Помню. Вырос, поди?

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. Вырос. Первый у меня помощник.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Видишь, вот уже трое. Кто же еще?

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. Да ведь как сказать… Вот и все народонаселение пока что. Сам понимаешь…

В а с и л и й И в а н о в и ч. Робинзоны. Понятно. (Косте.) Я скажу, почаевничать теперь самое время. (Отвязывает котелок.)

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. Ты это не спеши. Колодцы у нас все позасыпаны. За водой надобно к самой речке бежать.

К о с т я. К речке?

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. А как же? (Встал.) Куды тебе, я сам принесу. Сиди, ногами поправляйся.

В а с и л и й И в а н о в и ч (Старичку) . Нет уж, давай мне. (Уходя.) Это правильно, что колодцы засыпаны. Молодцы. То-то им было здесь без воды подходяще!.. (Ушел.)

К о с т я. А Наташа его — верно, что жива, здорова?

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. В городе, в городе, я ж объяснил… Да ведь как сюда рвется! Отца ждет, и мать здесь схоронена, и родное место для нее, понять надо. Я же ж говорю, каждую субботу обязательно приходит.

К о с т я. Думаешь, придет? (Помолчал.) А Марию Степановну здесь и схоронили?

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. Здесь, а как же. Я ж ему все по самой сущей правде объяснил. И напрямки. Не баба он. Это им, бабам, с подходцем надо. Схоронили честь честью, благородно. Слава богу, что померла-то она до того, как фашист пришел.

К о с т я. А когда — пришел? Вы — что?

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. Мы? Нас было немного, Константин. Засыпали перво-наперво колодцы, сховали артельно-колхозное имущество, все до единого, и ушли в степь. Отсиживались в буераках. Кто мог, до партизан добрался. С нами и Наташка его была.

К о с т я. А она как?

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. Да ведь как сказать. Хрупконькая она, но, понимаешь, в отца — словно бы Василий Иванович. Идет, виду не кажет.

К о с т я. Всегда такая была.

С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. А как вернулись наши, так за Натальей — она в тифу была — приехали из городу с комсомольской организации, забрали ее на поправку. Спервоначала — в санаторию, потом в общежитие поселили. Учится. (Прислушался.) Тихо.