Сергей Ермолинский - Синее море

В а с е н а. Оседайте уж вы поскорей, Владимир Ильич, пора уж, как все люди.

В л а д и м и р И л ь и ч. Попробуем, попробуем, как все люди.

П р о х о р. Без весов — как это можно?

В а с е н а. И там, где поспокойней, Владимир Ильич. Я так скажу — дом поставьте. Надоело небось по чужим-то дворам мыкаться?

В л а д и м и р И л ь и ч. Э, нет, весы не те.

В а с е н а. А вы накапливайте помаленьку. Вон минусинский врач, слыхали, корову заимел. А было у него что? Голь. Корова в хозяйстве — первое дело.

В л а д и м и р И л ь и ч. Думаю, корову не вытяну.

П р о х о р. В разумении таких людей, мобыть, не о корове он думает. Дура ты!

В а с е н а. Хватит. Пошли!

П р о х о р. Пошли.

В а с е н а. На дорогу пельменей заморожу. В дороге это первое дело.

П р о х о р. А на болотцах весной, помните? Мобыть, так и тянет, так тянет… Уж то-то побродили мы с ружьецом-то! Бывайте здоровы, Владимир Ильич.

Заиграл на своей дудочке тихонько, и оба они — Васена и Прохор — чинно вышли.

В л а д и м и р И л ь и ч. Целый год. Да ведь какой год! И врозь…

Н а д я. Все равно, Володя, мы будем вместе. И может быть, даже хорошо, что — в разных концах? Мобыть… хорошо?

В л а д и м и р И л ь и ч. Мобыть.

И словно исчезло все вокруг, ушла куда-то и высветилась только она одна.

Н а д я. Бодрилась, конечно, делала вид, а разлуку переживала очень… Я — в Уфу, он — в Псков… Срок его кончился в феврале. И вот наконец мы выехали. Ехали на лошадях по Енисею триста верст, день и ночь, благо, луна светила вовсю. Он заботливо укутывал меня и маму, на каждой станции по-хозяйски осматривал, не забыли ли мы чего-нибудь, и шутил… Мчались мы вовсю, а он ехал без дохи, уверяя, что ему жарко, и засунув руки в мамину муфту… Думала я потом — а как все было в Шушенском? Боялась взглянуть на карту… Точки, точечки… Куда нас занесло?.. Иногда становилось нестерпимо… Но разве мы жили плохо? Нет, Шушенское теперь — мое! Вспомню — и сжимается сердце… Как он учил меня кататься на коньках? А Новый год? А Глеб, а Зина, а Базиль и Тоня с ее малышкой? А наш особенный сибирский воздух? Он правду говорил — курорт! И Саяны видны оттуда совсем не так издали, как Монблан из Швейцарии!.. Да… Швейцария…

Чуть пошумливала метель в середине ее рассказа, а потом совсем затихла, и только слышался удаляющийся звон-перезвон колокольцев. Может быть, это их тройка без устали мчит их на волю, в Россию и дальше, дальше, дальше…

Т е м н о

Женева, август, 1900 год. Кафе. Несмотря на то, что еще утро, п о с е т и т е л е й много. Они говорят на различных языках. Иногда взрывается речь одного, но ее тут же заглушают голоса других. Чаще всего они говорят одновременно — то громче, то переходя на шепот.

По-французски: «Испарились времена мятежного Конвента, когда, поднявшись на трибуну, двадцатипятилетний Сен-Жюст потребовал казни короля во имя великих идей Жан-Жака. Франция! Родина свободы! Неужели она выпустила из своих рук это знамя?..»

По-немецки: «Весь мир твердит, что немецкая социал-демократия — самая передовая. Это верно, но, господа, я доложу вам, что жены некоторых наших лидеров ведут себя, как кухарки! Пошлость их быта…»

По-английски: «Не забывайте, в каком веке мы живем! Это век электричества, это век небывалого расцвета физики! Растут производительные силы, техника. Но может ли управлять всем этим современное буржуазное государство? Нужны абсолютно новые формы! Новые формы общества! Но какие? Какие?»

Входит В л а д и м и р И л ь и ч. Он безукоризненно одет, бородка подстрижена — стала короче, и он сейчас больше похож на портреты, к которым мы привыкли. Снимает котелок и макинтош и под разноязычный гул голосов, прислушиваясь к нему, направляется к самому крайнему столику, за которым одиноко сидит ч е л о в е к, углубившись в газету.

В л а д и м и р И л ь и ч. Без сомнения, это Потресов.

П о т р е с о в (подняв взлохмаченную голову) . Я, я! И уже давно тут.

В л а д и м и р И л ь и ч. Но я не опоздал ни на одну минуту.

П о т р е с о в. Отнюдь! Отнюдь! Это я забираюсь сюда пораньше и могу часами сидеть, наслаждаясь после России этим воздухом свободы! Вы прислушайтесь только! О чем только не говорят! Такое чувство, как будто попал на другую планету.

В л а д и м и р И л ь и ч. Да, да… А как вы думаете, здесь много филеров?

П о т р е с о в. Филеров?

В л а д и м и р И л ь и ч. Да, филеров. Притом наших, питерских.

П о т р е с о в. Не-е думаю.

В л а д и м и р И л ь и ч. Стоит подумать. Посмотрите, вон там, в углу. Женева — это такое прекрасное место для всяческих наблюдений! Да еще в кафе, где полно социалистов всех мастей. Болтунов. И неподалеку от Плеханова.

П о т р е с о в. Ай-яй-яй! Это болезнь! Российская действительность приучает к подозрительности.

В л а д и м и р И л ь и ч. К осторожности. Она и тут не помешает.

П о т р е с о в. Согласен. Но рассказывайте, рассказывайте. При мне начались хлопоты насчет паспорта…

В л а д и м и р И л ь и ч. Через псковского губернатора и при помощи медицинских справок, требующих моего лечения за границей, паспорт я выудил.

П о т р е с о в. Мы боялись, что сорвется.

В л а д и м и р И л ь и ч. Как видите, не сорвалось. Но наша страна полна чудес, в ней отсутствует логика. Заграничный паспорт мне выдали, а вот выехать в Уфу не разрешили.

П о т р е с о в. Смешно.

В л а д и м и р И л ь и ч. Но я побывал в Уфе.

П о т р е с о в. Ой, человек…

Оба смеются.

В л а д и м и р И л ь и ч. Словом, пока в Питере спохватились, я вполне легально пересек границу.

П о т р е с о в. А как считаете, кое-что удалось?

В л а д и м и р И л ь и ч. Кое-что удалось. Вы были в Пскове и знаете, что я выезжал оттуда не раз, и не только в Питер. Могу твердо сказать, что в ряде городов уже образовались группы и они умело законспирированы. Связи, связи — вот что главное, Александр Николаевич. Сила революционной организации в числе ее связей. С этого мы и начали.

П о т р е с о в. Я, пожалуй, знаю больше.

В л а д и м и р И л ь и ч. Говорите тише. Я действительно думаю, что в России мы подготовили почву. Ну, а здесь?

П о т р е с о в. Здесь?

В л а д и м и р И л ь и ч. Не сорвется ли издание? Что слышно от Плеханова?

П о т р е с о в. Не пойму, но там что-то происходит. В двенадцать придет Вера Засулич. Она поехала к нему в Корсье и должна условиться о свидании. Вроде все налаживается, но я волнуюсь.

В л а д и м и р И л ь и ч. Так.

Помолчали.

П о т р е с о в. Надежда Константиновна еще в Уфе?

В л а д и м и р И л ь и ч. Да. С ней группа наших — Цюрупа, Свидерский, Якутов.

П о т р е с о в. Так что и там ворошат?

В л а д и м и р И л ь и ч. Ворошат по возможности.

П о т р е с о в. Колоссально!

В л а д и м и р И л ь и ч. Ничего колоссального. Самое начало, самое начало. Газеты-то еще нет.