Сергей Ермолинский - Синее море

П о т р е с о в. Никто из нас на это не пойдет!

Г о р н и ч н а я вносит кофе.

П л е х а н о в. А вот и кофе! Рекомендую! Кофе по рецепту Розалии Марковны. Розы, в отличие от роз в моем саду, — без шипов. (Сел за письменный стол.) И все же сейчас мы постараемся устранить наши маленькие разногласия.

Все помешивают ложечками в чашках.

Закройте дверь на веранду, налетят бабочки. (Постукивает по столу карандашом.) Сколько человек у нас намечено в редакции?

П о т р е с о в. Шесть.

П л е х а н о в. Неловкое число. Не находите? А если голоса пополам?

П о т р е с о в. Я полагаю, что если мы предоставим Георгию Валентиновичу два голоса, то все и получится?

П л е х а н о в (Владимиру Ильичу) . А вы как считаете?

В л а д и м и р И л ь и ч. Если это так важно, то — пожалуйста.

П л е х а н о в. В этой меркантильной деловитости не увядают ли прекрасные черты революции? Я шучу. (Усмехнулся.) А типография все-таки будет в Мюнхене?

В л а д и м и р И л ь и ч. В Германии.

З а с у л и ч (волнуясь) . Мне кажется, Жорж, что в этом вопросе Владимир Ильич прав. Я согласна переехать в Лейпциг или в Мюнхен и представлять там нашу швейцарскую группу.

П л е х а н о в (сухо) . Не возражаю.

Темно.

На просцениуме.

Доносится негромкое пение под мандолину. Голос поет по-итальянски:

Медленно проходят В л а д и м и р И л ь и ч и П о т р е с о в.

В л а д и м и р И л ь и ч. Не пойму! Не вмещается в голову!.. Такой блестящий ум… Опыт!.. Знания!.. Такой замечательный человек… И это ячество!

П о т р е с о в. Неверно! Неверно! У каждого человека свои слабости. Ну… а потом, если даже и верно, то ведь это же — Плеханов!

В л а д и м и р И л ь и ч (прислушиваясь) . Хорошо поют. Кто это там? Рыбаки? Прекрасно поют…

П о т р е с о в. И вам это сейчас интересно? Да, Ульянов, вы тоже не сахар. Нашла коса на камень…

В л а д и м и р И л ь и ч. Какая коса? Какой камень? «Виконт», мы с вами думаем о деле, ни о чем больше. А желание Георгия Валентиновича неограниченно властвовать затмило для него все!

П о т р е с о в. Он к этому привык. Это естественно. Я буквально хватался за голову, до того вы были резки, ни с чем не считаясь.

В л а д и м и р И л ь и ч. Но позвольте, позвольте, в товарищеской беседе между будущими соредакторами всякая дипломатия была бы не только неуместна, но и вредна.

П о т р е с о в. Ах, боже мой! Уже одна постановка вопроса о соредакторстве была для него неожиданна.

В л а д и м и р И л ь и ч. То есть как это?

П о т р е с о в. Неужели вы этого не понимаете? Но он уступил.

В л а д и м и р И л ь и ч. Он не мог не уступить.

П о т р е с о в. Вероятно… И все же, все же это могло кончиться катастрофой.

В л а д и м и р И л ь и ч. Могло. К сожалению, могло… Знаете, Потресов, какое у меня сейчас чувство? Никогда в жизни я не относился ни к одному человеку с таким искренним уважением, как к нему, ни перед кем не держал себя таким смиренцем…

П о т р е с о в. Вы считаете, что держали себя смиренцем?

В л а д и м и р И л ь и ч. Во всяком случае, на его третирование я мог бы ответить иначе.

П о т р е с о в. Слава богу, что этого не случилось.

В л а д и м и р И л ь и ч. Но, увы, может случиться в любую минуту.

П о т р е с о в. Держите себя в руках.

В л а д и м и р И л ь и ч. О нет. Моя влюбленная юность получила горькое наставление от предмета своей любви. Нельзя быть сентиментальным. И камень, оказывается, надо держать за пазухой, если не хочешь оказаться предателем своего дела.

П о т р е с о в. Черт знает, что вы говорите! Как же в таком случае быть? Как быть?

В л а д и м и р И л ь и ч. Вас кидает от восторга к черной меланхолии, оставьте, «виконт». И знаете что — лучше всего не заниматься этой лирикой… Не кажется ли вам, что мне нужен паспорт на другое имя?

П о т р е с о в. Обязательно. Провалим связи. Ах, нехорошо, нехорошо все это, вы правы. О паспорте я уже думал. И, может быть, не один паспорт?..

Голос поет ближе:

В л а д и м и р И л ь и ч. Экая теплынь! Воздух! А в Уфе, поди, дождик сейчас идет, грязь невылазная, темень…

П о т р е с о в. В Уфе?.. Ах, да… В Уфе…

Мюнхен. Зенефельдерштрассе, 4. Типография в полуподвальном помещении. Рулоны бумаги, ящики с запасным шрифтом и красками образуют узкий проход. За ними виднеются наборные кассы. Небольшая деревянная перегородка отделяет помещение типографии от конторы.

По проходу идут Надя и лысый, полный, веселый человек — Р и т м а й е р. Когда они входят в контору, там никого нет. На спинке стула висит пиджак — это пиджак Владимира Ильича.

Р и т м а й е р. Блюменфельд!

В дверь перегородки выглядывает высокий худощавый ч е л о в е к.

К господину Майеру!

К о р р е к т о р. Он занят. Подождите. (Исчез.)

Р и т м а й е р (Наде) . Присядьте, пожалуйста.

Н а д я. Я уже потеряла надежду найти его.

Р и т м а й е р. Да, он побывал в разных местах и все время под разными фамилиями.

Н а д я. Так он, значит, не Ритмайер, а Майер?

Р и т м а й е р. Да, он — Майер, а Ритмайер — это я.

Н а д я. В Праге я искала Модрачека, но это был тоже не он. Модрачеком оказался веселый, усатый чех, с ним было очень трудно объясняться, а когда он понял, стал что-то говорить про Париж.

Р и т м а й е р. Совершенно верно. После Праги наша корреспонденция стала поступать через Париж, но мы в Париже не были.

Н а д я. К счастью, по дороге на вокзал я встретила одного нашего товарища из России, который учился у меня в Питере, в воскресной школе, и он сказал мне, что искать надо Ритмайера в Мюнхене и что он содержит пивную.

Р и т м а й е р. Это я, а не он Ритмайер, и это я, а не он содержу пивную.

Н а д я. Теперь я поняла. Он здоров?

Р и т м а й е р. Господин Майер очень много работает. Ферштеен зи, он и редактор, и главный сотрудник, и выпускающий — словом, поспевает всюду, ну и нам тоже достается. (Улыбается.) Впрочем, как умный «эксплуататор», он превосходно умеет повышать работоспособность каждого из нас, фрау Надя.

Н а д я. О да, эту его способность я знаю. И не думает о себе?

Р и т м а й е р. Нет, не думает, нет. Обедает у одной добропорядочной фрау и терпит ее мучные блюда. А дома у него жестяная кружка, из которой он пьет чай, и она у него висит возле умывальника. Надо наладить его жизнь, фрау Надя.

Н а д я. Где он сейчас живет?

Р и т м а й е р. Он живет пока у меня наверху, в мезонинчике над пивной, под самой крышей! Вдвоем там будет тесно. Вам не понравилась моя пивная, фрау Надя?

Н а д я. Напротив, она мне очень понравилась. У вас так чисто и благородно, как в молочной. И почти никого нет.