Сергей Ермолинский - Синее море

С а б у н о в. Я сам солдат.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Война-то теперь пострашнее прежних.

С а б у н о в. Не хвастайся. На такой войне, как я, никто из вас отродясь не был. Помню, японцев крушили. Порт-Артур штурмом брали. Цусиму разделали под орех.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Ну-у?

С а б у н о в. Не скажу, совсем под орех… но… под Ванфангоу и Ляояном немало полегло Сабуновых — Сабунов Андрей, Сабунов Петр. А у Александра Сабунова, дяди моего, обе ноги оторвало… А теперь что? Машины воюют — не люди.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Конечно, непохожая война.

С а б у н о в. А вот мы без снарядов воевали, без танков, без автомобилей, без ничего…

В а с и л и й И в а н о в и ч. Я и говорю, непохожая война.

С а б у н о в. То-то! Мне вот рассказывали, что у вас в каждой роте парикмахер на фургоне едет, бойцов подбривает и одеколом прыскает, чтобы вша не заела.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Насчет этого, я скажу, несколько преувеличено, хотя стараемся чистоту поддерживать. Но главное не в том. Ведь вот, как, ежели по совести, ответить: за что полегли и Андрей ваш и Петр Сабуновы?

С а б у н о в. Вон что! И за героев их не считаешь?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Неправда. Почитают их у нас, как никогда раньше не почитали. И кресты георгиевские, какой у вас есть, тоже почитают.

С а б у н о в. Ага! Запрыгал, как селезень на солнышке! Признаешь?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Признаю. Что тут скажешь, папаша, от всего сердца признаю. (Уходит, посмеиваясь, в глубь двора, захватив топор и доски.)

Костя насвистывает.

С а б у н о в (осматривает колодец) . Нет, солдат приятный. И, если втолковать, соображает.

К о с т я. Папаша?

С а б у н о в. Аиньки?

К о с т я. А ведь Мукден-то вы не взяли. Цусима-то позором была, а Порт-Артур вы отдали. Вот вам — царская ваша армия.

С а б у н о в. Отвяжись, не царский я! Я — русский. Я за Цусиму, может, по сей день душою болею. Я и теперь за все болею. Мне бы годы твои! Я бы фашистов ни за что не пустил! А ты песенки насвистываешь, радуешься невесть чему…

К о с т я. Не радуюсь, но и не плачу. Война не кончена. И разговор этот я прекращаю.

С а б у н о в. Что?

К о с т я. Прекращаю. Тут до шуточек я не охотник. Ни себе не позволю, ни вам.

С а б у н о в. Что?

К о с т я. То. (Уходит, тяжело опираясь на костыль.)

С а б у н о в. А-а! Он до шуточек не охотник. Разговор прекращает! Не позволит!

Е л и з а в е т а (в дверях) . Так вам и надо. Сами пожелали слушать ихние грубости.

С а б у н о в. Да я из него бишбармак сделаю, щенок.

Е л и з а в е т а. Ведь просила вас не водиться с этими Любиными жильцами. И без того слухи.

С а б у н о в. Что еще такое?

Е л и з а в е т а. Папаша! Нам всю жизнь тут жить и Любе тоже. А они — фить, и нет их! Как это Люба допускает?

С а б у н о в. Не тебе, перчихинская порода, ее учить.

Е л и з а в е т а. Не мне, так людям. Все видят.

С а б у н о в. Что видят?

Е л и з а в е т а. Солдат крутится на дворе, как у себя дома. (Показывает на колодец.) Нате, пожалуйста. И вечерами они играют в подкидные дурачки, будто одна семья.

С а б у н о в. Так что ж такого? Молодец баба! Действует по-сабуновски. Смотри, как он ей все отремонтировал.

Е л и з а в е т а. Боком выйдем. Военная любовь — короткая.

С а б у н о в. Какая любовь?

Е л и з а в е т а. Понимать надо. Любина любовь.

С а б у н о в. Врешь ты, перчихинская заноза!

Е л и з а в е т а. Я, папаша, не перчихинская давно. Двенадцать лет, как сабуновская, вашего сына законная жена. Напрасно обижаете. О вашей фамилии пекусь. И о Любе. Промеж себя мы можем и ругаться, но она родная мне.

С а б у н о в. Тшш!

Входит Г а л и н а В а с и л ь е в н а, приодетая. В руках у нее все то же разноцветное тряпье.

Г а л и н а В а с и л ь е в н а. Здравствуйте, дедушка. Какой день сегодня прелестный!

С а б у н о в. До свиданья.

Г а л и н а В а с и л ь е в н а. Скажите пожалуйста, уже и колодец.

С а б у н о в (отвернулся) . Да вот. Соорудил. Да.

Г а л и н а В а с и л ь е в н а. Вы?

С а б у н о в. Я.

Г а л и н а В а с и л ь е в н а (смеется лукаво) . Смешно! Как будто бы не знаю кто!..

К калитке подходят А л е к с е й и Л ю б а.

А л е к с е й. Ну, Елизаветушка, а у нас прямо-таки форменное торжество получилось. Сначала ждали начальника участка, а приехал Иван Данилович и сам награждал отличившихся. Кому — обувь, кому — на платье. Всех — кто хоть чем-нибудь проявил себя. А с Любой вышла целая история!..

Л ю б а. Перестань, Леша.

А л е к с е й. А сама рада. И правильно, что рада, а что? (Елизавете.) Кроме своих, пришли из военного эшелона, из санитарного поезда, который стоит на втором запасном…

Л ю б а. Потом расскажешь, Леша. Ну, хотя бы без меня. (А самой весело.)

А л е к с е й. Как назвали нашу Любку по имени-отчеству, так и поднялся шум, рукоплещут, как в театре. Ее даже в краску бросило. Заботливая, кричат, вежливая, и кипяток всегда есть, и чистота, и с ранеными особое обхождение, и газеты, и сама придет порасскажет, а то и песенку споет, кому грустно. С ее песнями солдаты так и уезжают от нас…

Л ю б а. Будто уж и так…

С а б у н о в (угрожающе) . Пой, пой.

Л ю б а. А что? У меня песни красивые, напрасно вы!

С а б у н о в. Красивые?..

А л е к с е й (посмотрев на отца и на Елизавету) . С чего это вы уставились на нас?

Елизавета, хлопнув дверью, ушла в дом.

Не пойму! (Сабунову.) Недовольны чем, папаша!

С а б у н о в. Иди, иди за своей юбкой, с тобой разговору нету.

А л е к с е й. Странно, папаша. (Пожав плечом, уходит.)

Люба растерянно смотрит на отца, который, отойдя в сторону, стоит насупившись.

Г а л и н а В а с и л ь е в н а (подойдя к Любе, конфиденциально) . Смешно, я думала, что вы все же понимаете… Разговоры давно идут, а сегодня дедушка, папаша ваш, тоже узнал.

Л ю б а. Какие разговоры?

Г а л и н а В а с и л ь е в н а. Ах, боже мой, нельзя так, Люба! У вас прямо все на лице и написано.

Л ю б а. Что написано?

Г а л и н а В а с и л ь е в н а. Счастье ваше. (Понизив голос.) Со мной бы поговорили, я бы вас научила. Не знаете, какой городок? Моментально разнесется…

Л ю б а. Вы о чем?

Г а л и н а В а с и л ь е в н а. Потихоньку надо, дорогая моя. Осторожно. А вы даже похорошели вся!

Л ю б а (залилась краской) . Просто блузочку новую надела. Сегодня комиссия приезжала…

Г а л и н а В а с и л ь е в н а. Боже мой, я понимаю, я сочувствую. Но если так себя вести, то пеняйте на себя. Вот сегодня я дедушку, вашего папашу, спрашиваю, кто колодец сделал, а он — я, говорит, я, — нарочно громко.

Л ю б а. Да ведь это же Василий Иванович, а не он.

Г а л и н а В а с и л ь е в н а. Смешно подумать! Неразумная вы женщина, не кричите об этом. Не выставляйте наружу чувств. Понятно? Такая простая техника… (Улыбнулась, уходит.)

Люба смотрит на Сабунова, который стоит в стороне и исподлобья наблюдает за ней.