Джордж Бернард Шоу - Пигмалион

Цветочница( неуверенно огрызается ). Сами ищите, а я тоже право имею!

Человек с блокнотом. Женщина, которая издает такие мерзкие, отвратительные звуки, вообще не имеет права жить на свете. Ты же человек, у тебя есть душа и божественный дар членораздельной речи: твой родной язык – это язык Шекспира, Мильтона и Библии, а ты тут гундосишь, как больной голубь!

Цветочница( явно глубоко потрясенная, исподлобья глядя на него со смесью вызова и изумления ). А-а-а-а-у-у-у!

Человек с блокнотом( выхватывая блокнот ). Боже! Ну и звуки! ( Пишет; затем отстраняет от себя блокнот и читает, в точности воспроизводя услышанное. ) А-а-а-а-у-у-у!

Цветочница( польщенная представлением, смеясь помимо воли ). Да отстаньте вы от меня!

Человек с блокнотом. Видите это убожество с ее уличным английским: она всю жизнь не вылезет из канавы. Так вот, сэр, через три месяца на великосветском приеме она у меня сошла бы за герцогиню. Мало того – она даже могла бы устроиться в горничные или в хороший магазин продавщицей, а для этого нужен язык получше.

Цветочница.Чего-чего?

Человек с блокнотом. Да-да, жалкая гнилая кочерыжка, бельмо на глазу у порядочных людей, живое оскорбление нашему языку – я мог бы выдать тебя за царицу Савскую. ( Джентльмену. ) Что, не верите?

Джентльмен. Нет, почему же. Я сам изучаю индийские диалекты, и…

Человек с блокнотом( жадно ). Правда? Вы случайно не знакомы с полковником Пикерингом, автором книги об устном санскрите?

Джентльмен. Это я и есть. А вы кто?

Человек с блокнотом. Генри Хиггинс, автор Универсального алфавита Хиггинса.

Пикеринг( с восторгом ). Я приехал из Индии, чтобы увидеться с вами!

Хиггинс.А я собирался в Индию, чтобы познакомиться с вами!

Пикеринг.Где вы живете?

Хиггинс.На Уимпол-стрит, 27-А. Приходите ко мне завтра.

Пикеринг.А я в «Карлтоне». Пойдемте перекусим вместе.

Хиггинс.Это мысль.

Цветочница( Пикерингу, когда тот проходит мимо ). Купите цветочек, добрый господин. Мне за жилье платить нечем.

Пикеринг.Сожалею, но у меня нет мелочи. Простите. ( Уходит. )

Хиггинс( потрясенный криводушием цветочницы ). Лгунья. Ты же говорила, что можешь разменять полкроны!

Цветочница( поднимается, в негодовании ). А вас кто за язык тянет? ( Швыряет корзину ему под ноги. ) Вот, забирайте всю корзину за шесть пенсов.

Часы бьют вторую четверть.

Хиггинс( услышав в этом глас Божий, упрекающий его за фарисейский недостаток чуткости по отношению к цветочнице ). Ближнего надо жалеть. ( Торжественно приподнимает шляпу, затем кидает в корзину горсть монет и идет догонять Пикеринга. )

Цветочница( достает из корзины полкроны ). А-а-у! ( Достает пару флоринов. ) А-а-а-у! ( Достает еще несколько монет. ) А-а-а-а-у! ( Достает полсоверена. ) А-а-а-а-а-а-у-у!!!

Фредди( выскакивает из такси ). Наконец-то поймал. Эй! ( Цветочнице. ) А куда делись две леди?

Цветочница.Пошли на автобус, когда дождь кончился.

Фредди. А меня бросили с этим такси! Тьфу, черт!

Цветочница( с достоинством ). Спокойно, молодой человек. Я его беру. ( Величественно шествует к такси. Шофер перегибается назад и держит дверцу, не давая ей сесть. Отлично понимая причину его недоверия, она показывает ему горсть монет. ) Такси – это для меня не расход, Чарли. ( Он ухмыляется и распахивает дверцу. ) А как насчет корзины?

Таксист. Давай ее сюда. Два пенса сверху.

Лиза.Нет – я не хочу, чтоб ее видели. ( Запихивает корзину поглубже назад и забирается в машину сама, продолжая разговор через окно. ) Пока, Фредди!

Фредди( ошеломленно приподнимая шляпу ). Пока.

Таксист. Куда?

Лиза.В Бекнегемский дворец.

Таксист. То есть как это – во дворец?

Лиза.Чего, не знаешь, где он? В Грин-парке, где король живет. Пока, Фредди. Можете тут не торчать, я уезжаю. Пока.

Фредди. До свиданья. ( Уходит. )

Таксист. Эй! Чего это ты насчет Бекенгемского дворца-то? На кой тебе в Бекенгемский дворец?

Лиза.Да не нужен он мне. Я просто не хотела при нем говорить, куда мне на самом деле. Отвези-ка меня домой.

Таксист. Это куда?

Лиза.Эйнджел-Корт, Друри-лейн, рядом с керосиновой лавкой Мейклджона.

Таксист. Вот это больше похоже на правду, подружка. ( Отъезжает. )

Давайте проследуем за такси до въезда на Эйнджел-Корт, узкой арки между двумя лавками – одна из них и есть керосиновая лавка Мейклджона. Когда машина останавливается, Элиза выходит и вытаскивает за собой корзину.

Лиза.Сколько?

Таксист( указывая на счетчик ). Не видишь, что ли? Шиллинг.

Лиза.Шиллинг за две минуты!!

Таксист. Две или десять, нам без разницы.

Лиза.Ну, а по-моему, это нечестно.

Таксист. Ты раньше хоть раз на такси ездила?

Лиза( надменно ). Столько много раз, что и со счету сбилась, молодой человек.

Таксист( со смехом ). Ну, ты даешь, подружка! Оставь себе шиллинг, чтоб тебе жить богато. Удачи! ( Уезжает. )

Лиза( оскорбленно ). Нахал!

Взяв корзину, она бредет с ней по переулку в свое жилище; это очень маленькая комнатка с обоями, отставшими от стен в сырых местах. Разбитое стекло в окне заклеено бумагой. На стене висят вырванные из журналов картинки – портрет популярного актера и иллюстрация с модными дамскими платьями, которые явно не по карману бедной Элизе. В окне птичья клетка, но ее обитатель давно почил; ее берегут только как память.

Этим исчерпывается все, что можно назвать излишествами; прочее представляет собой тот минимум, без коего не могут обойтись даже бедняки. Это жалкая кровать с наваленным на нее тряпьем, хоть как-то способным удерживать тепло, накрытый куском ткани ящик с тазиком и кувшином на нем и маленьким зеркальцем над ним, кухонный стол и стул, выброшенные на свалку какими-нибудь мещанами среднего достатка, и американский будильник на полке над камином, которым давно не пользовались; все это освещается газовым рожком с прорезью для монеток. Арендная плата – четыре шиллинга в неделю.

Несмотря на свою хроническую усталость, Элиза слишком возбуждена, чтобы лечь спать; она садится, пересчитывает нежданно обрушившиеся на нее богатства, предается мечтам и строит планы на будущее, покуда не гаснет свет. Она наслаждается непривычным сознанием того, что может опустить в прорезь пенни, не сожалея о столь крупной трате. Впрочем, давно укоренившаяся привычка к экономии берет верх над этой внезапной тягой к расточительности: Элиза понимает, что мечтать в постели теплее и к тому же обойдется дешевле, нежели сидение за столом у нетопленого камина. Сбросив с себя шаль и юбку, она добавляет их к груде тряпок, служащих ей одеялом. Потом скидывает ботинки и, завершив таким образом свой вечерний туалет, залезает в постель.