Лилия Каширова - Агент КГБ и другие истории. сборник

Неудивительно, что из 154 дважды Героев Советского Союза – 65 фронтовые лётчики. Виктор Семенович продолжал:

– Особенно трудными оказались первые дни войны, когда был нанесен большой урон нашей авиации на аэродромах. Врагу удалось завоевать господство в воздухе. Однако ему не удалось достичь главной цели – сломить высокий моральный дух советских летчиков, их непоколебимую стойкость, стремление выполнить боевую задачу любой ценой. Но могу сказать, что уже в 1943 году большинство немецких летчиков нам уступало в маневренном бою, немцы стали хуже стрелять, стали нам проигрывать в тактической подготовке, хотя их асы были очень «крепкими орешками.

В бою летчик-истребитель выполняет одновременно несколько действий ведь он один в самолете. Он и управляет им, он и штурман, и радист, и стрелок. Поэтому ему необходимо не только мгновенно охватывать всю создавшую обстановку, но и уметь распределять внимание. Голова как на шарнирах. Не опоздать бы увидеть врага. Кто ленится осматривать воздух, тот дорого платит за это. Он продолжал:

– Вдруг в районе гор. на нас сверху падает сразу два самолета «Мессершмитт». Мы застигнуты врасплох. Я, как сумасшедший, беру ручку на себя. Машина страшно содрогается, но к счастью, не срывается в штопор. Очередь «фрица» проходит в метрах пятнадцати от меня. Опоздай я на доли секунды с маневром, немец отправил бы меня на тот свет. В просторном небе начался смертельный поединок, завертелось бешеная карусель. Самолеты вошли в круг (вираж), один в хвост другому. Противники стараются упредить друг друга. Горе тому, кто не выдержит принятого темпа, кто отколется от группы, кто свернет в сторону, пушечная или пулеметная очередь будет наказанием за эту оплошность. В таком фантастическом круговороте на максимальных скоростях каждый ждет ошибки своего противника. Рано или поздно она должна произойти, и ее не прощают. На вираже мне удается зайти немцу в хвост, и он стремится выйти пикированием. Мы стремительно несемся к земле… «Худой» весь серый, кроме зловещего креста и паукообразной свастики на фоне красного круга, выходит из пике, я преследую его. Метр за метром я приближаюсь к нему. Он увеличивается, растет на глазах. Я ловлю его в прицел. Тонкая струйка черного дыма отделяется от фюзеляжа. Он накренивается, вздрагивает. Затем финал: «мессер», перевернувшись в воздухе, врезается в землю, окутанный пламенем и дымом, подняв тучи снега и земли.

Рассказчик выдержал короткую паузу и продолжал:

– В воздухе летчик чувствует работу мотора так же, как собственное сердце. Мой слух сразу уловил перебои в его работе. Посмотрел на приборы – обороты падают. Беру курс на восток. Сумею ли уйти подальше от расположения вражеских войск, дотянуть до аэродрома или придется сесть здесь, на «пузо»?

Виктор Семенович перевел дух:

– Но с этого момента началось самое интересное: стрелка прибора горючего приблизилась к нулю. Что делать? Прыгать? Самолет может упасть в любой момент. Но внизу гористая местность, прыгать невозможно. Я продолжаю лететь еще минут 15, минуя горный хребет, все, от фашистов я оторвался, внизу довольно плоская площадка, я снижаюсь и, рискуя, приближаюсь к земле, пытаясь посадить самолет в неизвестном месте, но к счастью, оказалось, что родился я в рубашке, удалось совершить посадку.

Рассказчик вышел из задумчивого состояния, улыбнулся:

– Ну, как там Ваша дочь? Наверное, уже проснулась. Подходите к моему санаторию, я попрошу вас покормить обедом. Продегустируете. А завтра моя дочь приезжает. Надо готовиться к приезду

Самолет круто взмыл в ясное голубое небо. Чувство счастья нарастало одновременно с адреналином в крови. Всплывали старые ассоциации парашютистки, птицей парящей над землей. Взлет и посадка были для меня самыми захватывающими моментами полета.

Мы летели в Минск, где проводилась первая Международная конференция молодых ученых. В науке молодые – это те, кому нет 35 лет, а мне скоро 25, и почему бы не съездить, если работу приняли? Вот я и поехала. Уж очень хотелось увидеть хоть одного иностранца и послушать, как они говорят на английском, да и самой при случае попрактиковаться. Иностранцы в те далекие семидесятые у нас, в Советском Союзе, бывали нечасто, мы жили своей стабильной внутренней жизнью.

Рядом со мной сидела Ира – моя коллега, высокая, длинноногая, статная блондинка с томными серо-голубыми глазами, в короткой юбке. Выглядела она весьма привлекательно, и где бы мы ни появлялись вместе, мужчины не сводили с нее глаз. С первого взгляда невозможно было догадаться, что она математик, решающий очень сложные проблемы.

Не имея столь эффектных внешних данных, я чувствовала себя неуверенно рядом с ней. Да и мои научные результаты были не столь блестящи, как у нее.

Полет продолжался. Ира дремала, я лениво просматривала программу конференции под мерное гудение и легкое подрагивание самолета.

Читаю. Лев Суздальский. Верно. Он. Я должна обязательно его увидеть, познакомиться и побеседовать, у нас так много общего! Но как? В лицо не знаю, общих знакомых нет. Его доклад в самом конце конференции, перед закрытием. Что делать?

Самолет слегка вздрогнул, коснулся взлетной полосы и остановился. Минский аэропорт принял нас в свои распростертые объятия, и мы с ветерком понеслись на такси в лучшую гостиницу города, забронированную для участников конференции.

Все было на уровне, разместились в гостинице в шикарных советских номерах, затем добротный ужин в ресторане. И вечером внизу, в холле гостиницы, зазвучала красивая танцевальная музыка в исполнении небольшого, но слаженного оркестра человек из 10.

Ученая молодежь, привлеченная зовущими звуками музыки, стала выглядывать из своих номеров и весело спускаться вниз по лестнице в холл. Начались зажигательные танцы.

Я заскочила в свой номер, быстро выбросила все вещи из чемодана и нашла свое единственное нарядное платье из крепдешина в крупный вишневый горошек на светлом поле с пышной юбкой. И, чувствуя себя порхающей бабочкой, понеслась навстречу неизвестности.

Ира была рядом в стильном голубом с абстрактным рисунком длинном платье с декольте, на ее точеной шее эффектно сверкала золотая цепочке с овальным кулоном. Мы не успели войти в зал, как к ней подскочил высокий блондин, и они легко понеслись в вихре вальса.

Я встала у стенки, разглядывая танцующих, мое внимание привлек молодой человек лет 30—35, среднего роста, спортивный, с длинными каштановыми волосами, в очках, немного богемного вида, весело танцующий с пухленькой девушкой. Я подумала: «А вдруг это Лев Суздальский?» – и продолжила наблюдать за ним. Уловить выражение лица незнакомца было трудно. Его глаза, прятавшиеся за линзами очков, казались тусклыми и потухшими. Видимо, он очень устал.