Лилия Каширова - Агент КГБ и другие истории. сборник

Он всегда был молчалив. Его лицо хранило какую-то тайну, которую я была не в силах разгадать. Когда я смотрела на него, я не могла уловить ни малейших следов безумия или деградации. Оно казалось мне полным мыслей и чувств, которые были обращены куда-то в далекое и счастливое прошлое, в котором он постоянно находился и терпеливо нес то бремя, которое на него неожиданно свалилось. Мне казалось, что эти телесные страдания, которые он испытывает в своей бездомной жизни: голод, холод, жизнь на улице, уравновешивают его душевную боль.

Мне хотелось поговорить с ним, но я боялась к нему подойти. Мне казалось, что это разозлит его. Предложить ему какую-то помощь было просто невозможно, столько гордой природной независимости было в этом человеке.

Его можно было представить королем, сидящим на троне в величественной позе монарха, или средневековым полководцем, объезжающим верхом на лошади свою дружину, в кольчуге, со щитом и и мечом в руках. Я не могла представить только то, кем бы он мог быть в нашей современной жизни. Может быть, полярником или путешественником, имеющим какую-нибудь благородную и трудную миссию.

Время шло, и я уже сменила место жительства и больше не ездила в электричке, хотя, бывая в том районе, часто вспоминала необычайного бомжа, думая о том, жив ли он? И где он сейчас?

И вот на днях я неожиданно увидела его, сидящим на крыльце какого-то здания в центре города. Он немного постарел, лицо обветрило, он носил все те же обноски, хотя прежнему сохранял величественное и независимое выражение лица.

Зимний вечер, конец января, Сибирь, легкий морозец и ветерок, завораживающий, приветливый и сметающий серебристые пушистые хлопья снега.

Крупнопанельный дом с протянувшейся неширокой дорожкой вдоль подъездов, освещенных тусклыми лампочками, стоит в глубине квартала далеко от проезжей дороги в этаком глуховатом закутке, где ведется застройка.

Она в зимнем пальто с капюшоном, отороченным пушистым воротником из песца, сидит в полумраке на скамеечке около заборчика.

Правее скамейки – широко распахнутые ворота, через которые видно достраиваемый дом, выступающий из мрачной тени этаким пугающим сфинксом.

Она смотрит на дорожку, ожидая свою дочь лет 7, которая вот-вот должна вернуться с катка, находящегося с другой стороны дома.

Прохожие один за другим суетливо проходят мимо нее по своим делам по дорожке, тянущейся вдоль дома, на расстоянии 15—20 метров от женщины…

Он идет неспешной походкой. Выше среднего роста. Экипировка солидная – любой мороз не страшен: меховая шапка, дубленка темно-коричневая со специальной выделкой, при которой сверху выглядит как бы покрашенной краской, гладкой и скользкой.

Она останавливает свой взгляд на нем и думает: «Всех проходящих понимаю, куда и зачем они идут, а этого нет, странный какой-то». На этом ее мысль останавливается, и она продолжает думать о своем.

Он медленно уходит в темноту и чувствует, как его тело наполняется злобой, ненавистью, соединенной с желанием рвать женское тело на куски и насиловать, насиловать.

Он больше уже не может совладать с собой, хотя и говорит себе: «Рано еще. Но эта девчонка, что сидит на скамейке… Я должен взять ее».

Ее беспомощность распаляет его еще больше и больше. Он представляет, как она будет горько плакать и жалостливо смотреть на него, и умолять, умолять…

После этого волна звериной ненависти и желания уже раздирала его на куски. Он медленно повернулся и пошел обратно по дорожке по направлению к ней…

Она по-прежнему сидела на скамейке, любуясь зимней красотой. В полумраке позднего зимнего вечера эта сорокалетняя женщина выглядела совсем молодой девушкой в пальто с капюшоном, сшитом из двух старых пальто ловкими руками ее подруги.

Она безразлично посмотрела на возвращающегося мужчину и подумала: «Где же дочь? Надо, наверное, идти за ней?»

Он, немного замерзший, был уверен в успехе своего дела, ведь совсем рядом открытые ворота на замороженную стройку.

В своем длинном забеге из Восточной Сибири в Западную ему все сходило с рук, и везде сердобольные земляки предоставляли ему еду и ночлег.

Пройдя по дорожке около дома и оказавшись напротив нее, он медленно повернул, только бы не спугнуть!

Она безразлично посмотрела на мужчину, медленно поворачивавшего к ней, и подумала: «Вот сволочь! Ведь сейчас приставать начнет!»

Она встала и стала ожидать его приближения, стоя, всегда поворачиваясь лицом к опасности, ее тренированное тело, готовое к прыжку пантеры, оставалось неподвижным…

Она ждала его приближения. Он почти вплотную подошел к ней, его черные круглые горящие диким блеском глаза приблизились, и едва заметным движением руки он поднес лезвие острого ножа к ее щеке.

– Молчи, – сказал он.

Но не успел договорить, как она ловким прыжком пантеры отпрыгнула от него, сопровождая свой прыжок пронзительным душераздирающим криком, который был слышен во всей округе, и побежала к подъезду, но, вспомнив о дочери, остановилась на крыльце…

Оглянулась и увидела его спину, убегающую в открытые ворота на стройку.

Дрожа от страха, она громко крикнула: «Сволочь! Я все равно тебя поймаю!» В это время из-за дома появилась дочь, возвращающаяся с катка…

Она, как честная гражданка, наутро пошла в милицию, чтобы заявить о происшествии. И сразу за порогом увидела стенд «Их разыскивает милиция», на котором на одной из фотографий горели диким огнем знакомые черные глаза…

Он уже давно был в бегах, и поймали его или нет, она так и не узнала.

Человек-зверь – это самое страшное животное в природе… Почему, например, тигров-людоедов отстреливают, а зверей более страшных, подобных этому, нет?

Инна, высокая и стройная школьница, лет 14—15, поздним осенним вечером возвращалась с репетиции домой. Репетиция проводилась в театре в специальной группе, состоящей из школьников, прошедших конкурсный отбор. Театр увлек ее. Все свободное время она тренировалась в искусстве перевоплощения. Внезапно начал моросить мелкий осенний дождь. Она заботливо спрятала длинные и пушистые волосы под незатейливую шапочку. Несмотря на отвратительную погоду, она напевала и пританцовывала на пустынной дороге по пути на автобусную остановку, вспоминая, как режиссер похвалил ее за прекрасно сыгранный эпизод, в котором она сумела так натурально заплакать, что слезы ручьем лились из глаз.

Уже стемнело. На пустынной остановке никого не было. Репетиция закончилась поздно. Подскочил автобус на большой скорости, притормозил и принял ее в свои холодные объятия. В автобусе сидела парочка подремывающих пассажиров. Инна присела на ближайшее сидение и, мечтательно глядя в окно счастливыми глазами, снова и снова вспоминала свой первый триумф.