Лилия Каширова - Агент КГБ и другие истории. сборник

Мы, полные вдохновения, летим в страну света, тепла и счастья, едва касаясь зеркального пола. На крутых поворотах ты приподнимаешь меня, слегка прокручивая в воздухе, и мягко опускаешь на пол, не останавливая движение вперед, а я ловко пристраиваюсь к тебе, обвивая твои плечи руками.

В твоих глазах зажигается огонь страсти.

Но все напрасно: мои границы строго очерчены, и мне не переступить роковую черту времени.

И вот ловким толчком я делаю отчаянный прыжок вверх и лечу с раскинутыми, как крылья, ногами, прикрытыми трепещущей на ветру юбочкой, сердце замирает от головокружительного полета во времени.

Я лечу! Лечу! Через бури и туманы прожитых лет, приземляюсь…

Мрачновато, темновато. Какие-то фигуры-тени, их так много. Я смотрю пристально, я ищу тебя.

Да, ты там, я ясно вижу твой красный берет! Я протягиваю к тебе руки, ты идешь ко мне. Я обнимаю тебя и пытаюсь поцеловать, но ты отворачиваешься и говоришь мне:

– Мертвых не целуют.

И вдруг вспыхивает яркий свет, мы одни в огромном зале, ты в черном костюме и белой рубашке, худой, высокий и стройный, громко звучит наш любимый вальс-бостон.

– Нет, ты живой, ты всегда живой, – отвечаю я.

И мы медленно двигаемся по огромному залу, стараясь превратить эти секунды в вечность.

Несколько секунд вечности. Остановись время!

Но время неумолимо. И я опять осталась одна на перроне, глядя вслед поезду, уносящему тебя в вечность.

Я очнулась, танец закончился:

– Ах, бог мой, где я? И кто это со мной?

Прохладным осенним вечером, когда неугомонный ветер гнал опавшие листья вдоль тротуара, пожилая женщина лет 60 бодрым шагом шла домой. Тяжелая сумка с продуктами затрудняла ее движение, и она остановилась отдохнуть.

– Может, присесть на скамеечку? – подумала она.

– Еще доберусь домой засветло.

Но сильный порыв ветра сорвал с нее шляпу и забросил куда-то за скамейку. Она бросилась за любимой шляпой и, наконец, ей удалось схватить ее. Подняв шляпу и надев ее на голову, она вдруг увидела тело мужчины, лежащее недалеко от скамейки. Женщина вздрогнула и, выскочив из-за скамейки, побежала. Потом остановилась, не зная, что делать. Наконец, решительно набрала номер скорой помощи. Громко гудя, быстро подкатила скорая помощь, выскочили двое фельдшеров. Осмотрели мужчину, затем они подошли к женщине и спросили ее:

– Кем вам приходится этот бомж?

– Никем. Я – случайный прохожий.

– Так что же с этим мужчиной? Он жив или мертв? Вы ему сможете помочь?

– Он пьян и спит. Он здоров. Вы поторопились вызывать скорую помощь.

– Он мне показался мертвым.

В это время из кустов вышел оборванный и грязный мужчина. Посмотрел на стоящих людей. Ничего не объясняя, фельдшеры уехали. Женщина один на один осталась с бомжем. Она быстро взяла сумку и также быстро собиралась покинуть это место. Но бомж подошел к ней:

– Давай помогу, – предложил он. От бомжа ужасно воняло, но темно- -красный берет на голове бомжа как-то странно подействовал на женщину, разбудив в ней какие-то воспоминания молодости.

Ей 17 лет, она поступила на первый курс физфака, весь первый курс отправили в колхоз убирать картошку, во время обеда в столовой она столкнулась с высоким и очень худым юношей-третьекурсником в красном берете, с какими-то пронзительными глазами и влюбилась в него с первого взгляда. Она посмотрела на бомжа, он тоже высокий и худой.

– А глаза? Интересно какие у него глаза? – почему-то заинтересовалась женщина. Она и сама не знала почему, может быть, потому, что она только во второй раз в жизни встретила мужчину в красном берете. Глаза у бомжа были заплывшие и тупо безразличные.

– Как ты докатился до такой жизни? – спросила она мужчину. Мужчина ничего не ответил, а только посмотрел на нее пронзительным взглядом. Женщина окаменела.

– Максим? – тихо окликнула она.

Руки у бомжа разжались, и сумка упала на тротуар.

– Пойдем ко мне, – продолжала женщина.

– Помоешься.

Бомж ничего не ответил, но покорно пошел за женщиной. Затем он тихо спросил:

– Надежда?

Дома Надежда нашла одежду покойного мужа и дала ее Максиму. Максим преобразился. Надежда накрыла на стол. Максим с жадностью поглощал еду. Женщина вспоминала, как после колхоза молодая и шустрая сокурсница Максима очень быстро забеременела от него. Ему было только 19, а ей 20. У нее родился ребенок. Они поженились.

А Надежда плакала по ночам над разбитой любовью. Годы шли за годами, и она только узнавала о новых победах в жизни Максима. Вот он закончил с отличием университет. Вот он стал директором большого научно-исследовательского центра. Вот кто-то принес ей сплетню, что его жена пыталась покончить с собой. Потом кто-то ей рассказал, что он начал попивать. А она жила своей жизнью: муж, семья, дети. Дети выросли. Муж умер. Она осталась одна. И ее мучил только один вопрос, который она, наконец, задала Максиму:

– Скажи, не мог бы ты мне объяснить, почему ты меня бросил?

Максим закурил вонючую папиросу, задумался ненадолго и сказал:

– Понимаешь, ты была такая недоступная и романтичная. А я был человек земной. Над каждым молодым парнем прежде всего довлеет секс. И в том возрасте, в каком был я, ничего важнее секса для меня не было. Но годы шли и оказалось, что секс со временем теряет свою остроту и без любви жизнь пустая и бессмысленная. Я стал пить понемногу, потом больше и больше и вот оказался под забором. Все очень просто.

Надежда смотрела на Максима и думала:

– Что же мне с ним делать? Оставить или выгнать? Ладно, пусть остается. Там видно будет.

В течение нескольких лет я жила в пригороде Таллинна и каждый день ездила в город на электричке. Въехав в город, я всегда видела из окна электрички на одной и той же остановке высокого и статного, немного грузного мужчину, закутанного в грязное драное тряпье, на ногах рваные башмаки, подвязанные веревками, в руках пластиковые мешки, набитые каким-то хламом. Иногда он выползал из – под высокой платформы. Он всегда был один. Его немного застывшее выражение лица обычно сохраняло величие, природную властность и некоторую задумчивость. Несмотря на его статус и эти ужасные обноски, он выглядел, как король в изгнании.

Обычно он стоял на перроне в ожидании поезда. Когда поезд подходил, он оставался на своем месте и внимательно, с выражением тревоги на лице, рассматривал выходящих пассажиров, затем двери закрывались, и поезд уходил, а он стоял на перроне, глядя с невыразимой тоской вслед уходящему поезду, не дождавшись тех или того, кого он ждал.

Я видела его всегда на одной и той же остановке и на одной и той же стороне платформы, около которой проходили, выходящие из Таллинна поезда. Именно так, брошенная и преданная собака ждет своего хозяна.