Эрнест Хемингуэй - Пятая колонна

Филип!

Да, mi coronel?

Филип, идите сейчас к Чикоте, выпейте как следует и потом делайте свое дело. А в случае чего сейчас же дайте мне знать, лично или по телефону.

А как мне говорить, mi coronel, по-английски или по-американски?

Как хотите. Не говорите только глупостей. Ну, а теперь уходите, потому что хоть мы и друзья и я вас очень люблю, но у меня еще много дела. Слушайте, это все верно, про этот наблюдательный пункт?

Абсолютно.

Тогда это интересно.

Но очень фантастично, правда? Ужасно фантастично, mi coronel.

Вам пора, Филип, идите.

Значит, все равно, как говорить, — по-английски или по-американски?

Довольно разговоров. Идите.

Тогда я лучше буду говорить по-английски. Черт, по-английски мне гораздо легче лгать, даже обидно.

Идите. Идите. Идите.

Слушаю, mi coronel. Спасибо за поучительную беседу. Я сейчас прямо к Чикоте. (Отдает честь, смотрит на часы и выходит.)

Антонио за столом, смотрит ему вслед. Затем звонит.

Входят два штурмгвардейца и отдают честь.

Приведите арестованного, которого вы отсюда взяли. Я хочу поговорить с ним с глазу на глаз.

Занавес

Угловой столик в баре Чикоте. Это первый столик справа от двери. Дверь и окно на три четверти забаррикадированы мешками с песком. За столиком сидят Филип и Анита. К столику подходит официант.

Осталось еще виски?

Только джин остался.

Хороший джин?

Желтый, от Бута. Самый лучший.

И пива дайте.

Больше не любишь?

Нет.

Большой ошибка эта большой блондинка.

Большой блондинка?

Длинный, большой блондинка. Высокий, как башня. Большой, как лошадь.

Золотистая, как пшеничное поле.

Ошибка. Большой женщина. Большой ошибка.

С чего ты взяла, что она такая большая?

Не большой? Большой, как танк. Подожди, когда будешь сделать ей ребенок. Не большой? Как грузовик «студебеккер».

Как у тебя хорошо выходит «студебеккер».

Да, самый лучший английский слово. «Студебеккер». Красиво. Почему не любишь?

Не знаю, Анита. Понимаешь ли, все меняется. (Смотрит на часы.)

Я не менялся. Раньше тебе нравился.

Знаю.

Раньше нравился. Опять понравился. Надо только стараться.

Знаю.

Когда есть что-нибудь хороший, не надо уходили. Эта большая женщина — много хлопот. Я знаю. Я сама долго был такой.

Ты умница, Анита.

Может быть, это потому, что люди меня ругал. Зачем я кусал мистер Вернон?

Нет. Конечно, нет.

Я бы много дал это не делать.

Об этом уже давно забыли.

Ты знаешь, почему я кусал? Все знают, я кусал, а никто не спросит почему?

Ну, почему?

Он хотел взять из моей чулок триста песет. Что мне делать? Говорить «да, да, бери, пожалуйста»? Нет, я кусал.

Правильно.

Ты так думаешь? Правда?

Правда.

Ты хороший. Слушай, ты теперь не будешь делать ошибки с большой блондинка?

Знаешь, Анита, — боюсь, что буду. Боюсь, что в этом-то вся беда. Мне ужасно хочется сделать колоссальную ошибку. (Он подзывает официанта, смотрит на свои часы. Официанту.) Который час на ваших?

(смотрит на стенные часы над стойкой и на ручные часы Филипа) . Ваши верны.

Вот и будет колоссальный.

Ты ревнуешь?

Нет. Только ненавижу. Вчера вечером я старался любить. Я говорил о'кей, все товарищи. Идет большой стрельба. Может всех убивать. Надо все со всеми товарищами. Трубка мира. Не думай о себе. Не будь эгоист. Люби врага, как себя. Все эти глупости.

Да, это было ужасно.

Такой глупости только можно до утра. А как проснулся, я сразу — ненавидеть эта женщина.

Не надо, Анита.

Что ей нужно от тебя? Она брать мужчина, как цветы рвать. От скука. Просто рвать цветы и поставить в комната. Ты ей нравился, потому что ты тоже большой. Слушай, мне ты нравился, даже если карлик.

Ну, ну, Анита. Не увлекайся.

Слушай хорошо. Ты мне нравился, все равно, если больной. Все равно, если старый и урод. Все равно, если горбатый.

Горбуны — счастливые.

Ты мне нравился, если несчастный горбун. Ты мне нравился, если нет деньги. Тебе нужно деньги? Я буду тебе давать.

Вот, кажется, единственное, чего я не пробовал на этой работе.

Я не в шутку. Я серьезно. Филип, не надо блондинка. Ты приходи назад, где для тебя о'кей.

Боюсь, что не выйдет, Анита.

Попробуй. Ничего не менялся. Раньше нравился, опять понравится. Всегда так, когда мужчина — настоящий мужчина.

А я, вот видишь, переменился. Я и сам не рад.

Ты не менялся. Я тебя знаю хорошо. Я тебя знаю давно. Такие, как ты, — не меняться.

Все люди меняются.

Неправда. Устать, да. Уходить, да. Пошататься, да. Сердиться, да, да. Обижать, да, очень много. Меняться? Нет. Только новый привычка. Это привычка, больше ничего. И всегда так, одинаково.

Я понимаю. Это верно. Но, видишь ли, встреча с кем-нибудь из своих — это выбивает из колеи.

Она не свой. Не такой, как ты. Это другой порода.

Нет, это та же порода.

Слушай, эта большой блондинка уже делал тебя сумасшедший. Ты уже не думать правильно. Она похож на тебя, как краска похож на кровь. Посмотреть — одинаковый. Может быть, кровь. Может быть, краска. Хорошо. Наливай краска в тело вместо кровь. Что будет? Американский женщина.

Ты несправедлива к ней, Анита. Пусть она ленива, избалована, даже глупа и страшная эгоистка. Но она очень красивая, очень милая, очень привлекательная и даже честная — и, безусловно, храбрая.