Бертольд Брехт - Мать

XII

УЗОК ЛИ КОММУНИЗМ?

"Дойче альгемейне цейтунг", Берлин, 1932, 17 января.

"...Брехт написал еще одну дидактическую пьесу - сценический вариант горьковского романа "Мать". Это наставление для примитивных слушателей, как правильно, то есть по-коммунистически, вести себя во всех жизненных ситуациях. С точки зрения театрального и драматического искусства - это ужасно; как образец политической пропаганды - это достойно внимания...".

"...Тема пьесы - политическое поведение, цель ее - соответствующее воспитание слушателей. К этой цели направлены все усилия, для нее мобилизованы все средства, так что эта постановка, которую несомненно опять будут протаскивать на подмостках Востока и Севера, скорее предназначена для политиков, чем для нашего брата...".

"...Перед этой повестью о матери, которой, вопреки ее воле, сын и его друзья прививают правила коммунистического поведения и которая сама становится активной пропагандисткой коммунизма, чувствуешь себя как-то не на своем месте. Авторы преследуют отнюдь не художественные, а чисто политические цели...".

"Германиа", Берлин, 1932, 19 января.

"...дабы наконец возразить тем, кто считает Брехта феноменальным художником, - только потому, что он якобы открыл новый стиль театрального искусства".

"Но за ним стоит вовсе не его индивидуальная воля. Не его художественный замысел. За ним стоит - и это доказал спектакль в театре Комедии! - вся коммунистическая идеология. Она стоит за драматургом Брехтом, который постепенно превратился в одного из литературных истолкователей большевизма в Германии. Поэтому оценивать его надо не в эстетическом, а в политическом плане".

"Кенигсбергер альгемейне цейтунг", 1932, 23 января.

"...Эта повесть о матери, которой, вопреки ее воле, сын и его друзья прививают правила коммунистического поведения и которая сама становится активной пропагандисткой коммунизма, не имеет ничего общего с искусством. Цель постановки - чисто утилитарная, она очень ловко осуществлена при помощи средств, вытекающих из принципов, на которых зиждется эпический театр Брехта".

"Дойче альгемейне цейтунг", Берлин, 1932, 17 января.

"...Для театрального искусства - это не имеет цены; в смысле политическом - настойчивое внушение, что помочь может только сила, что все средства хороши, - это все же значительно...".

"...Мало что можно сказать о чисто театральных моментах, поскольку не это цель постановки...".

"Германиа", Берлин, 1932, 19 января.

"В общем и целом - это открытая, ясная героизация женщины, перешедшей из буржуазного мира в пролетарский мир классовой борьбы".

"Дойче альгемейне цейтунг", Берлин, 1932, 17 января.

"...Именно потому, что впечатление от этой дидактической пьесы такое гнетущее, мертвящее, не следует недооценивать ее политического воздействия...".

"...Ибо здесь пропаганда одновременно и практическое указание, правило поведения, - а это решает все".

"Нойе Лейпцигер цейтунг".

"...В мире есть только одна не буржуазная стихия - стихия свободного духа. И в "Матери", как во всех театральных постановках, пропагандирующих организованную революцию, чувствуется мелкобуржуазное степенное мещанство" (Г. Кестен).

Многие, почти все буржуазные критики "Матери" указывали нам, что эта постановка касается только коммунистов. Причем говорили они так, словно дело коммунистов - это вроде разведения кроликов или игры в шахматы, то есть, дело, касающееся весьма ограниченного круга специалистов, о котором никак не могут судить люди, ничего не понимающие в кроликах или в шахматах. Но если и не весь мир считает коммунизм своим делом, все же коммунизм - дело всего мира. Коммунизм не разновидность среди других разновидностей. Борясь за отмену частной собственности на средства производства, коммунизм противостоит всем движениям - невзирая на любые различия между ними - как единому движению, если они отстаивают принцип частной собственности. Коммунизм считает себя единственным прямым наследником великой западной философии; развивая ее, он в корне модифицирует эту философию - так же как, являясь единственным практическим продолжением развитой западной (капиталистической) экономики, - он в корне изменяет ход ее развития. Наше право и наш долг заявить о том, что мысли, высказываемые нами, не узкосубъективны, а, напротив, объективны и для всех обязательны. Мы говорим не для себя, не для небольшой части человечества, а для всего человечества в целом, ибо мы представляем интересы всего человечества (а не части его). Никому не дано права оспаривать нашу объективность на том основании, что мы боремся. Кто бы ныне ни пытался создать видимость объективности, заявляя о своем неучастии в борьбе, при ближайшем рассмотрении окажется безнадежно субъективным защитником интересов крохотной части человечества. Он - если не субъективно, то объективно - предает интересы всего человечества, отстаивая сохранение капиталистических основ имущественных и производственных отношений. Буржуазный "левый" скептик, создавая видимость объективности, не понимает или старается скрыть, что он участвует в этой великой борьбе, именно потому, что не называет борьбой то насилие, которое неуклонно применяет небольшой общественный слой, применяет так давно, что оно уже не доходит до сознания. Необходимо выбить из рук этого собственнического слоя, этой выродившейся, грязной, объективно и субъективно бесчеловечной клики все "идеальные ценности" - независимо от того, как в дальнейшем захочет распорядиться этими ценностями угнетенное человечество, которое, чтобы избежать окончательного падения, борется против эксплуатации, против торможения, своих производительных сил. Прежде всего нужно во что бы то ни стало лишить этот слой всякого права на уважение. Какое бы содержание ни обрели в будущем такие понятия, как "свобода", "справедливость", "человечность", "просвещение", "производительность", "смелость", "преданность", - ими больше нельзя пользоваться до тех пор, пока они не будут очищены от всего, что пристало к ним за время их действия в буржуазном обществе. Наши враги - враги человечества. Нельзя признать, что они "правы" со своей точки зрения: их неправота коренится в самой точке зрения. Возможно, они должны быть такими, каковы они есть, но их не должно быть. Можно понять, что они защищаются, но они защищают грабеж и привилегии, и здесь нельзя говорить, что "понять - значит простить". Кто человеку волк, тот волк, а не человек. В наше время, когда вынужденная самозащита огромных человеческих масс становится решающей битвой за командные высоты, "доброта" означает уничтожение тех, кто делает доброту невозможной.

"Германиа", Берлин, 1932, 19 января.

"Пьеса "Мать" повествует о том, как героиня перерастает сферу лично-человеческого и становится фигурой общественно-политической - в духе марксизма. Она любит своего сына, рабочего и сына рабочего. Конфликт начинается с копейки, которой не хватает, чтобы сварить суп пожирнее. Он завершается красным знаменем, которое старая женщина проносит во главе партии на демонстрациях, вплоть до революции семнадцатого года и образования нового, Советского государства. Она проходит все стадии коммунистической тренировки ог распространения листовок, через ликвидацию неграмотности и агитацию среди крестьян, до "славного" ленинского восстания; она выучивается сначала безлично, а затем бесчеловечно и, наконец, даже лживо (разумеется, в интересах партии) выполнять партийную работу, агитируя сперва честными, потом даже жульническими приемами: так, например, во время войны она сначала притворяется, что вместе со всеми самоотверженно сдает медную утварь, потом уговаривает всех разойтись по домам, хитро пуская в ход "буржуазные" аргументы, и только под конец открывает свое истинное лицо; она стоит за "превращение империалистической войны в войну гражданскую" (Ленин), впоследствии сама участвует в этом победоносном превращении; это и составляет учебный материал пьесы".