Анатолий Софронов - Сын

Алексей. А узнали б вы его?

Безбородько. А леший его знает, каким он сейчас выглядит? Може, под бородой скрылся... Я ж его, мерзавца, едва не убил...

Алексей. Как же это так?

Безбородько. В тот самый момент, когда он руки поднял и к немцам бежал... Только Катин батька его от моей пули спас, ранен был в тот момент, упал и свалил меня с ног. Заряд в небо попал... Не дал мне привести приговор в исполнение. Тут атака... Отбивать пришлось...

Алексей. Интересно, а фамилию вы его помните?

Безбородько. Фамилию? Помню фамилию. У меня память на фамилии богатая.

Алексей. Назовите.

Безбородько. А зачем?

Алексей (подходя к столу) . Я сам назову вам фамилию этого человека. Платов его фамилия.

Безбородько (удивлен) . Да, Платов. Ну и что же?

Алексей. А письмо вам это известно? (Протягивает письмо-треугольник.)

Безбородько (разворачивая письмо) . Мое письмо.

Алексей. Этот человек — отец мне. Слышите, отец. (Поворачивается и уходит.)

Катя (поднимается, бежит за Алексеем. Останавливается) . Простите.

Безбородько махнул ей рукой. Катя быстро уходит. На эстраде снова появляются гитаристы. Звучит мелодия. Входят посетители. Безбородько, словно впервые, смотрит на свое письмо. Галя несет мороженое.

Галя. Вот и мороженое.

Безбородько. Поздно, Галя, поздно.

Галя. А как же ваша битва?

Безбородько. Битва? Битва только начинается.

Парк. На скамейке сидят Катя и Алексей. В глубине сцены медленно проходит Платов. Останавливается. Смотрит по сторонам. Взгляд задерживается на Алексее и Кате, но видеть их он не может. Они сидят в полутьме, спиной к нему. Платов уходит.

Катя. Почему ты прежде не говорил мне о том, что с тобой происходит?

Алексей. Ах, Катя, не все можно объяснить.

Катя. Почему ты ушел из ресторана? Почему не рассказал мне о своем горе?

Алексей. Мне было просто трудно.

Катя. Вот поэтому я и хочу сейчас быть с тобой.

Алексей. Зачем я буду распространять свое настроение на окружающих?

Катя. Я же не чужая тебе.

Алексей. Я повторяю, мне очень трудно.

Катя. Поэтому я и хочу сейчас быть с тобой. Или ты считаешь, мы можем быть вместе только тогда, когда у нас одни радости?

Алексей. Ты нужна мне всегда. Я вчера не ложился спать. Оказывается, ночь — самое длинное время суток. Мама даже давала мне снотворное, но я все равно не мог уснуть. Мне казалось, теперь я тебя потеряю. Я вслух разговаривал с тобой. Просил у тебя прощения.

Катя. Алеша, не надо. Ты же ни в чем не виноват.

Алексей. У меня все в жизни, в общем-то, складывалось благополучно. Все, что задумывал, получалось, У меня было много друзей, товарищей. А сейчас мне так одиноко.

Катя. Тебе не должно быть одиноко. Мы вместе. Я готова делить с тобой и радости и горе.

Алексей. Все вдруг свалилось на меня. Я обидел маму, она всю жизнь отдала мне, всем пренебрегла, обо всем забыла. И я ее обидел. Дело не в том, что я говорил какие-то обидные слова... Я разрушил все, что она строила долгие годы. Все разлетелось. Посыпались кирпичи, обломки. Это здание уже не восстановить.

Катя. Но мама тебя так любит.

Алексей. Я знаю. Но тот мир, в котором мы жили, разрушен. Теперь мы должны строить новое здание... А я... И вот мой отец... Я физически чувствую, что он уже где-то здесь, в городе. Мне кажется, мы сидим с тобой... а он из-за ветвей смотрит на нас... Смотрит и думает: «Это мой сын, я когда-то носил его на руках...». Я уверен, что он носил меня на руках... пел мне какие-то песни... Наверное, пел — это делают почти все отцы, даже никудышные. Мне кажется, он стоит, смотрит на нас и думает: «Зачем Алексей вызвал меня?.. Зачем возвращает к истокам реки, которая давно высохла... даже не обмелела, а высохла. Зачем он сделал все это?..» И меня пугает встреча с ним. Что я скажу ему? Разве я судья? Ты понимаешь меня, Катя?

Катя. Понимаю, конечно.

Алексей. Я уверен, он уже здесь, в городе. Ходит по незнакомым для него улицам... И боится идти к нам... ко мне. А ведь все могло быть иначе.

Катя. Что могло быть иначе?

Алексей. Все! С самого начала. От самых источников.

Катя. Но, Алеша, сейчас уже не может быть все иначе. Ты-то сам это понимаешь?

Алексей. Я-то понимаю. Я-то понимаю. Но я также понимаю, что не могу избежать этой встречи. Конечно, можно жить зажмурившись или смотреть на мир сквозь розовые очки... тогда мир расплывается и ты не видишь острых углов... Но все равно — рано или поздно ты ударишься об один из этих углов. Ударишься и откроешь глаза.

Катя. Да, Алеша, в жизни иногда бывает очень трудно, и все-таки жить хорошо. Но представь, если бы нам все давалось легко и просто, по-моему, жить было бы неинтересно. Тогда бы мы не спотыкались и не падали, не разбивали бы себе лбы, а так, скользили бы по поверхности. Разве ты хочешь такой жизни?

Алексей. Катя, скажи мне честно, прямо, ну, вот если бы ты была на исповеди. Ты любишь меня?

Катя. Люблю.

Алексей. Вчера мне показалось, что ты ушла от меня... навсегда... И я готов был бежать по улицам к тебе. Стучать в окна, в двери. Мне было совершенно все равно. Для меня не существовало никого, кроме тебя.

Катя. Но почему же ты не пришел ко мне, не постучал в мое окно? Неужели ты усомнился во мне? Ведь я люблю тебя всякого... И такого... Я тоже думала о тебе и поняла, мы с тобой одно. Мне дорого в тебе все. Поэтому я нашла тебя, поэтому я здесь, рядом с тобой. У меня нет обиды на тебя.

Алексей. Спасибо.

Катя. За что?

Алексей. За все.

В глубине сцены снова появляется Платов.

Тихая речка. На мосту сидят Алексей и Померанцев. Под мостом, в лодке, с удочками, — Трошин.

Алексей. Значит, он так тебе прямо и сказал, что тебя можно заменить, а меня нет? Я нужен здесь для пользы дела?

Померанцев. Да. И с ним нельзя не согласиться. Ты действительно нужен здесь.

Алексей. Ай да Головоногов! Ай да он!

Померанцев. Ты не обижайся, старик, я не хотел давать окончательного ответа, не поговорив с тобой.

Алексей. Спасибо тебе, старик, за заботу обо мне. Я могу гордиться таким другом. А теперь я тебе прямо скажу, мне он говорил противоположное — посылать нужно лучших, и поэтому поедешь ты, а не я.