Иван Горбунов - Самодур

Все это дело сейчас обозначится ( идет к двери ). А, милости просим!

Матрена Панкратьевна.

Рады дорогим гостям.

Петр Савич.

Рады не рады, а уж мы тут… ха, ха, ха!

Сергей Ильич.

Извините, может, не вовремя.

Петр Савич.

Вот-те еще разговаривать – не вовремя! Для нас с тобой, для таких орлов, всегда время. Так я говорю, Матрена Панкратьевна?..

Матрена Панкратьевна.

Это уж именно, завсегда рады… Это уж что говорить.

Данила Григорьич.

Садиться милости просим! Чем подчивать дорогих гостей.

Петр Савич.

Окромя ласки нам ничего не требуется. Нам чтобы уважение только… Так я говорю, Матрена Панкратьевна? Опять же мы за делом приехали. Вот ежели дело кончим, тогда другой разговор будет… а пока так. ( Садятся ). Я полагаю нам сразу!.. Ну, начинай, Господи, благослови!

Сергей Ильич.

Постой!

Петр Савич.

За постой деньги платят, чего стоят! Катай сразу.

Данила Григорьич.

Ты все балагуришь!

Петр Савич.

Нет, не то, а у него до тебя дело есть, а человек он смирный. Денег много, а разговаривать не умеет. Гм! Вчера энто мы были в клубе… говорить, что ли?

Сергей Ильич.

Говори.

Петр Савич.

Были, значит, в клубе, выпили сколько нам нужно и впоследствии времени – поехали в парк. Дорогой он мне и говорит, – жениться, говорит, задумал. Так я говорю?

Матрена Панкратьевна.

Это доброе дело, Сергей Ильич.

Данила Григорьич.

Будет болтаться-то!

Петр Савич.

Хочу, говорит, я жениться и беспременно на Лукерье Пантелевне. С ней уж, говорит, я все обделал, только самому сказать надо. ( Молчание ).

Данила Григорьич.

Да ведь ты, может, думаешь, что она при деньгах? Денег за ней нет.

Петр Савич.

У нас своих много. Так я говорю, Матрена Панкратьевна? Своих много.

Данила Григорьич.

Разве что так, а то…

Матрена Панкратьевна.

А мы так полагали, Сергей Ильич, что вам богатая невеста нужна.

Петр Савич.

Зачем богатую? Бедную девушку осчастливить: та, по крайности, будет век Бога молить. Так я говорю? Потому, она понимать это будет. Опять же и Бог заплатит за это, что он сиротой не погнушался. Сиротская слеза, Матрена Панкратьевна ( показывает наверх ), вон она где! Я сам на сироте женат и в лучшем виде!..

Матрена Панкратьевна.

Ваше дело, я ничего не знаю.

Данила Григорьич.

Оченно я всему этому, что ты мне теперича говорил, верю, только дать ей свое разрешение не могу.

Матрена Панкратьевна.

Хоша одна наша и племянница, а она в сиротский суд приписана…

Петр Савич.

Ты об этом не сомневайся; уж она такую бумагу составила, чтобы тебя прочь, а его, значит, попечителем.

Матрена Панкратьевна.

Как! Дядю-то прочь? Чужому человеку…

Петр Савич.

Да он свой будет… значит, муж.

Матрена Панкратьевна.

Вот это хорошо! Это за нашу-то хлеб-соль?

Петр Савич.

Да ведь с рук долой, это вам лучше.

Матрена Панкратьевна.

Отстань-ко, Петр Савич, не с тобой говорят. Батюшка, Данила Григорьич, что это у нас делается?

Сергей Ильич.

Кажется, с нашей стороны обиды вам нет никакой.

Матрена Панкратьевна.

Как нет обиды, помилуйте? Я мать детей… Покорно вас благодарим, Сергей Ильич! Очень мы вам благодарны!

Данила Григорьич.

Молчи, не суйся не в свое дело!

Матрена Панкратьевна.

Да кто я такое? Что же это, ей-Богу!..

Данила Григорьич.

Лукерью сюда!

Те же, ЗОЯ ЕВГРАФОВНА и АБРАМ ВАСИЛЬЕВИЧ ( впопыхах ).

Зоя Евграфовна.

Проволокла!

Данила Григорьич.

Вон!

Зоя Евграфовна( Петру Савичу ).

Пойдет баталия! Я старичонку-то настрочила.

Абрам Васильич.

Кого вон? Меня, что ли? Нет, уж я теперь отсюда скоро не уйду.

Данила Григорьич.

Не уйдешь?!

Абрам Васильич.

Не уйду! Я тебя страмить буду. Мне терять теперь, брат, нечего, я все потерял, и честь потерял, и зрение потерял, и жену вчера схоронил. Ничего у меня теперь нет, только душа в теле осталась, и та поганая: опоганил я ее с тобой. Ничего, стало быть, ты мне не сделаешь!..

Данила Григорьич.

Ах, ты пьяница! Смеешь такие слова говорить со мной!

Абрам Васильич.

Это еще что за слова! Такие ли я тебе слова говорить пришел. Разбойник ты – разбойник! Господи! Как это ты нас, этаких людей, огнем не спалишь? Видно, еще слезы-то до тебя не дошли.

Данила Григорьич.

Абрам, полно!

Матрена Панкратьевна.

Батюшка! Он помутился!

Абрам Васильич.

Не помутился я, врешь ты! Я не помутился! Матушка, Лукерья Пантелевна, не вижу я тебя ( становится на колена ). Голубица ты моя чистая, прости ты меня, матушка.

Луша.

Полноте, Абрам Васильич, вы ничего не сделали.

Абрам Васильич.

Как, голубушка! Мы тебя ограбили с дядей твоим. У покойника твоего большой капитал был. Каюсь перед тобой! Перед всеми каюсь! Много мы с Данилой Григорьевым народу ограбили.

Данила Григорьич.

Извольте видеть, как он меня конфузит!

Абрам Васильич.

Над покойником-то, Пантелеем Григорьичем, псалтырь читали, душенька-то еще, голубчика, не остыла, а мы…

Петр Савич.

Будет, Абрам Васильич! Что старое поминать…

Абрам Васильич.

Никак, Петр Савич? Батюшка, Петр Савич, вот до чего я дошел! И смерти-то Господь за грехи мои не дает, велит на земле мучиться.

Петр Савич.

Слова эти самые твои теперича не к разу, потому как Лукерья Пантелевна замуж выходит, значит и шабаш, все кончено! Мало кто что сделал.

Данила Григорьич.

Да что же это, например? Нашло в мой дом чужого народу и теперича могут они командовать! Да кто ж я такой! Сманили девку… Матрена Панкратьевна! Да кто ж я? Все вон из моего дому!

Петр Савич.

Что ты расходился-то? Коли не нравится – мы уйдем. Только худого от нас тебе ничего не было.

Данила Григорьич.

Вон все!

Петр Савич.

А ты пошибче, а то нестрашно.

Данила Григорьич( к Луше ).

Пошла в свое место!

Луша.

Я пойду к Петру Савичу.

Данила Григорьич.

Нет, уж ты не пойдешь. Коли я, например, что хочу, так это уж будет по-моему. ( Берет за руку; Луша вырывается ).

Петр Савич.

Ты только это себе хуже, потому теперича тебе ничего невозможно. Ежели она что желает, значит, ее это дело. Опять же мы не позволим.