Станислава Пшибышевская - Дело Дантона. Сценическая хроника.

Сенсация. Тишина.

КАМИЛЛ ( horrified [59]). Значит, ты и правда!..

ГОЛОС ФАБРА. Это каким же чудом?!

ДАНТОН ( все больше загораясь ). Завтра, братья, грядет великий финал! В полдень нас вынесут из суда на руках; а вечером Робеспьер, Сен-Жюст и Бийо, объявленные вне закона, отойдут ко сну в негашеной извести. И Франция увековечит этот день как второй гражданский праздник.

КАМИЛЛ. Нет, Жорж. Робеспьеру ты сохранишь жизнь. Ты должен доказать , что более велик, чем он!

ДАНТОН ( с внезапной холодной сосредоточенностью ). Его… следовало бы повесить. Гильотина слишком хороша для него. Нет. Ты прав, малыш, я сохраню ему жизнь – да будет она долгой – только при условии, что он проведет ее… в Кайенне.

Протест Камилла.

ГОЛОС ФАБРА. Жорж! Ты хоть уверен , что завтра будет конец?

ДАНТОН ( снимает башмаки ). Так же уверен, как и в том, что выиграю!

Ложатся спать.

ГОЛОС ЭРО. Что ж… как бы там ни было, попробуем уснуть. На будущее нам так или иначе не повлиять.

Какое-то время стоит тишина.

КАМИЛЛ ( немного подумав, страстно ). Нет, Жорж, я в тебе не ошибся. Максим тебя не зна…

ДАНТОН. Я полагаю, так и есть! Думаешь, напал бы он на меня хотя бы со спины, если бы знал меня? Но все равно я ему благодарен. Своей подлостью он пробудил меня от апатии.

КАМИЛЛ ( захвачен мечтой ). Ты велик , Жорж! Ты – сила, и ты – гений. В твоих руках диктатура станет для Франции спасением.

ДАНТОН ( тоже размечтавшись ). Я раздавлю революцию железным кулаком…

КАМИЛЛ. Чтобы республика наконец смогла процветать!

ДАНТОН ( тихо ). На всех пяти континентах… мое имя… впереди имен великих коронованных гениев! Великолепие… воскресшее божественное великолепие Людовиков… вокруг моей маленькой, умненькой Луизы… ( Внезапно разражается смехом; громче. ) А я-то думал, что мир мне опротивел! Мне казалось, будто я по горло сыт борьбой, наслаждениями и властью! Я – Жорж Дантон – устал от жизни! Боже правый!

ДЕЛАКРУА ( сонно ). Этот гимн на два голоса убаюкивает, как сказка…

ДАНТОН ( смехом маскирует обиду ). Ну теперь надо набираться сил на завтра. Доброй ночи!

Сонное бормотание в ответ. Дантон протягивает руку к свече.

КАМИЛЛ ( нервно ). Нет! Жорж, прошу тебя, не гаси!..

ДАНТОН ( с вытянутой рукой ). Это почему?

КАМИЛЛ. Тут так жутко… оставь ее, заклинаю тебя! ( Дантон пожимает плечами и ложится лицом к стене. Немного погодя, робко. ) Жорж…

ДАНТОН ( от стены, полностью изменившимся голосом, резко ). Чего?

КАМИЛЛ. Жорж, скажи мне правду : ты и в самом деле веришь, что… что мы победим?..

ДАНТОН( уже овладев собой ). Дурачок! Я не верю, я знаю ! Это не вера, а здравый смысл!

Тишина; мерное дыхание четырех человек, которые пытаются уснуть. Немного погодя Дантон осторожно, как можно тише, поворачивается и приподнимается на локте, глядя на свечу. Потом начинает разглядывать свою руку; делает несколько движений кистью и предплечьем. Осмотрев колено, резким движением поджимает ноги и снова их вытягивает. Вдруг неподвижно распластывается на спине – чтобы тут же панически дернуться и сесть на краю койки. Пристально разглядывает товарищей. Он полагает, что все спят, – поэтому не замечает, как Делакруа потихоньку приподнял голову, взглянул на него со своей характерной усмешкой и отвернулся к стене.

( Очень медленно, шепотом. ) Тебе следовало бы дать в морду, братец Дантон, покуда эта морда еще держится на плечах. ( Непроизвольно поглаживает себя по горлу, охваченный чем-то вроде благоговейной любви к этой гладкой, плотной, неповрежденной поверхности… осознает это и отдергивает пальцы. Подпирается кулаком, поставив локоть на колено. ) Идиоты. Покраснела она! Ну конечно! Кожа и должна краснеть от удара… только с чего бы ей его чувствовать , идиоты! ( Умолкает и ненадолго смягчается. ) Кожа… женщины… [60]( Пауза. Внезапно начинает щекотать себе затылок. Перестает; сцепив пальцы вокруг колена. ) Ощущение приятного холодка. Так он сказал. Доктор чертов. ( Ощупывает голову, обхватывает челюсти, экстатически прикрывает глаза. ) Приятного… холодка! ( Разражается смехом и рыданиями, ломает руки, прижимается лбом к локтевому сгибу, тяжело привалившись к подушке. Голосом, охрипшим от смеха и страдальческой ярости. ) Да пропади он пропадом!

ФИЛИППО ( лежа навзничь, подложив руки под голову; вдруг вполголоса ). Дантон.

ДАНТОН ( окаменел. На несколько секунд затаил дыхание, потом с ненавистью ). Что вам угодно?

ФИЛИППО. Подойдите. Я не хочу кричать.

ДАНТОН ( всей душой жаждет компании, подходит ). Говоря со мной, сударь, вы испачкаете себе рот. ( Однако уже присаживается на край койки Филиппо. )

ФИЛИППО. Мы в приемной могилы, коллега. Тут…

ДАНТОН. Да что это с вами, черт возьми?! Конечно, я сейчас несколько преувеличил, но у нас и правда серьезные шансы…

ФИЛИППО. Может быть. В любом случае жизнь личная здесь прекращается. Все чувства остывают. Меня уже пронизывает великое безразличие, неподвластное времени. Помиримся, Дантон.

ДАНТОН. Как, мне, грязному мерзавцу, вы хотите пожать руку?!

ФИЛИППО. Это мирские понятия. Без сомнения, вы одна из причин эпохальной катастрофы, что вскоре постигнет страну. Но отсюда… я вижу в ней лишь одну из тех негативных фаз, что биологически неизбежны в жизни обществ. Но вы… и я… ( Его улыбка подрезает крылья гордыне Дантона. ) Не будем же смешны, коллега. ( Протягивает руку. )

ДАНТОН ( подает свою ). Что ж, ладно… с той, разумеется, оговоркой, что наше возможное… возвращение в мир живых аннулирует этот мирный договор.

ФИЛИППО. Тем лучше, раз вы это сознаете.

ДАНТОН ( поднимается, однако предпочел бы остаться ). Это все?

ФИЛИППО. Нет. Дантон, знаете ли вы, что если бы вы не провоцировали суд – безо всякой, впрочем, пользы, – то девять человек получили бы возможность спастись? Более половины ваших товарищей?

ДАНТОН. Это мне нравится! Девять посредственных болванов! Один час моей жизни стоит больше, чем девять их пустых существований, вместе взятых! И ради них я должен был…

КАМИЛЛ ( кричит сквозь сон ). Подожди!.. Это не тот ключ, подожди! Не уходи! О-о-о, подожди!!!

Свеча догорает и гаснет.

ДАНТОН ( наклоняется к Филиппо. Вдруг поразительно искренним тоном – тихо, страстно ). Девять человек… Сударь, я бы поставил Францию с ног на голову, я пожертвовал бы сыновьями, даже женой, лишь бы отравить Робеспьеру жизнь. Пусть я умру, хорошо, но он – убийца, – он мне за это заплатит. Безо всякой, говоришь, пользы?! Сударь, моим голосом в Трибунале определяется будущее этой рыжей ирландской мартышки. По глазам черни, которой я диктую мысли, я уже вижу, как всходит моя месть. ( Разражается тихим смехом. ) А бестия дорвалась-таки наконец до власти, ох и дорвалась! Ну да я уж постараюсь, чтобы ему жилось теперь послаще и повеселей!