Номен Нескио - Я – украинский солдат. Кома

Капитан сделал паузу, обведя строй взглядом, и стал в упор рассматривать Нормалька, отчего тот громко начал икать, вызвав смех в строю.

– По-хорошему надо бы просто сдать этого туриста СБУ, и пускай его там расспрашивают, где это и с кем он так чудно провел время. Но это все лирика. Из расположения не отлучаться, караулы усилить, с местными не общаться, задерживать всех подозрительно шатающихся. Больше разговора не будет. За нарушение приказа или еще какую выходку будет арест, а после долгое и не очень нежное общение с представителями спецуры. Делайте выводы.

Командир задумался, было видно, что то, что ему хотелось сказать дальше, требовало взвешенного решения, но ничего не произошло. Он промолчал, а ведь очень даже было заметно, что он не все сказал. Наша команда была далеко не однородна и несколько политизирована, поэтому кто знает, как бы отнесся каждый из нас по отдельности к его словам. Подумав еще немного о чем-то, он скомандовал разойтись.

***

«Эй, войско, иди сюда!» – таким образом, глава нашего отделения обращался к нам, а в этот раз он звал именно меня. Я подошел.

– Давай-ка прогуляемся, – предложил сержант, и мы вместе отправились к стоящему недалеко зданию автовокзала. Перейдя небольшую площадь и присев на бордюр, мы, расположившись, закурили, и сержант, помолчав некоторое время, произнес:

– Ну че, знаешь, что такое окружение?

– Ну как, в кино, в стрелялке только, или читал что-то… а так сам-то не знаю. Могу предположить, что это очень плохо, – ответил я, растерявшись от неожиданного вопроса и с трудом подбирая слова.

– Послушай-ка меня, стрелялка, читал он что-то… Ты че, дебил, что ли? Хотя ладно. Я тоже в окружении не был, но после трех лет обучения в сумской «пушке», по крайней мере, имею представление о том, каким прокладками пользоваться, когда оказываешься, как курица на гриле. Не хочу многого рассказывать, только я в армии, чтобы отработать некоторые косяки, ну а потом восстановиться. Во-о-от!.. Я смотрю, ты не фашик, какие у нас тут есть, слушай меня внимательно, прежде всего, мы действительно в заднице, только почему до нас не доводят реальную обстановку, мне непонятно.

– А если нам передвинуть орудия в другое место? – начал я размышлять и тут же по взгляду сержанта понял, что несу полную ерунду, и решил, что больше не буду рассуждать на стратегические темы вслух.

– Менять позицию никто не даст, да и смысла нет, мы же не танкисты и уж тем более не пехота, с нами не все так просто. И вот перво-наперво я хочу знать обо всех терках, которые идут в подразделении. Есть у нас всякие типы, от которых можно и пулю в спину выхватить. Так надо, это необходимость, пойми меня, и нет в этом ничего предосудительного. Ты должен, просто обязан меня понять, что это странная война. У нас нет разведки, нет корректировки, нет никаких сведений о противнике, мы ничего не знаем о них, они же знают о нас все. На карте, которую принес Нормалёк, даже очко нарисовано с широтой и долготой. Ты понимаешь меня? Они, с той стороны, смеются над нами, а там далеко не возмущенные шахтеры с отбойными молотками. И я не хочу, чтобы твоей мамке прислали в пакетике обгоревший пальчик, которым ты в своем носу ковырялся, чтобы похоронить тебя торжественно. Так что надеюсь, ты понял меня, и вообще, для остальных наше дело – ящики подтаскивать, а тебе еще и очень внимательно слушать, что и кто говорит. И не стреляем мы уже которые сутки, переговоры там какие-то идут.

Недолгая пауза повисла в воздухе. Сержант, докурив сигарету, достал следующую и, прикурив ее, вновь обратился ко мне:

– Да, вот еще что, я замечаю, что ты тоже не против пыхнуть, как этот турист?

Я на мгновение смутился, сержант был не намного старше меня, но сейчас казалось, что нет в настоящее время в мире человека опытнее, старше и более расположенного ко мне, чем он, и я понял, что в этой жизни я еще ничего не видел.

– Ну, я так, только за компанию. Понимаешь, у нас в институте была компания, у меня нет машины, как у моих друзей, и семья моя не очень состоятельна, а так хочется быть на уровне. Да и денег на дурь у меня нет. Я больше всего из-за своей девушки, она там, в этой тусовке, а мне так хочется ее видеть, а сказать ей ну никак не мог, больше от того чтобы впечатление произвести и для смелости. А тут так даже не знаю, предлагают, и как-то отказываться стремно. В общем, как все.

Сержант усмехнулся:

– Вот эта самая штука меня и подвела в «пушке», я командиру слово дал завязать, и он пообещал помочь восстановиться, и ушел я по-тихому, без учета у «нарика», а так вообще без вариантов было бы, если бы тему раскрутили. Значит, и телка у тебя есть? – неожиданно сменил он тему. – Это хорошо, с одной стороны, ждет, небось. Или, как моя дура, на Майданах скачет с разрисованной рожей? Говорит, что она тоже, как и я, на фронте, за компанию со мной, значит. Ну, реально дура. Вернусь, заделаю ей киндера, может, образумится, революционерка хренова. А вообще в нашем случае лучше, чтобы кроме родаков и друзей не ждал никто, я о бабах сейчас. Чтобы без обязательств и всяких там соплей, о верности. Так спокойней, поверь мне, а то начинаются чудеса, то бегут, то стреляются или вешаются му***ки всякие.

– Нет, моя не скачет и на себе ничего не рисует, мы вообще далеки от всей этой политики, – ответил я. Слова сержанта о Лере несколько задели меня.

– Ну, не скачет, так повезло тебе с ней, радуйся. Ладно, пошли на базу, – сказал сержант, давая понять, что беседа закончена, и мы, поднявшись, направились в наше расположение.

Ну почему он так о Лере? Почему она «телка»? Вовсе нет. Он просто не знает ничего. Хотя и прав отчасти. Мне бы очень хотелось, чтобы он стал моим старшим товарищем, другом, и мы дружили бы семьями. После войны я обязательно найду сержанта и приглашу к себе в гости, познакомлю с родителями и Лерой, а может, и даже на свадьбу приедет, и там вот я обязательно припомню ему наш разговор, хотелось бы посмотреть на него, когда он будет извиняться за сказанное сегодня.

***

Что же будет теперь? Сомнения и некий страх поселились во мне, но никто не должен этого заметить, если действительно так все плохо, то нас должны вывести, ну не бросят же тут, или на худой конец мы отобьемся. Наших войск много в городе, да еще какие-то негры встречались, может, союзники. Я ждал, что сержант предложит нечто такое, но кроме приказа следить за настроениями ничего не последовало. Я несколько раз порывался сам предложить или спросить, что же делают в таких случаях, но вот очевидно, что все тот же плачущий дождем город определил мне выбор еще тогда, на дороге из военкомата, и удаляющиеся мои родители среди провожающих, ребята в автобусе, офицер и наконец Клим с фляжкой. И я вспомнил… опять в висках заныло: «Прощайте, прощайте»… Да нет же, до свидания! но все настойчивей: «Прощайте-е-е!». Ведь даже предательство из самых добрых и светлых побуждений останется все равно предательством, и к тому же моя Лера, если она вдруг узнает… Нет, о добровольном выходе с позиции не может быть и речи. Я останусь со своими. Я останусь один, даже если все уйдут и меня, конечно же, не убьют, Нормалёк вернулся оттуда, да и к тому же до нас еще надо добраться через наши авангарды. А переговоры… там договорятся, нас выведут по «коридору» и на ротацию.