Николай Эрдман - Мандат

Настя.У вас галстук очень красивый, только зачем вы его вместе с лапшой завязываете?

Иван Иванович.Как – с лапшой?

Настя.Вот-с, Иван Иваныч, кусок настоящей лапши.

Иван Иванович.Ах, мерзавец!

Настя.Вскричал герцог.

Иван Иванович.Что?

Настя.Это у меня вырвалось. Но кого вы, простите за выраженье, так обозвали?

Иван Иванович.Как кого? Конечно, Павла Сергеевича.

Настя.Павла Сергеевича!

Иван Иванович.Между прочим, скажите, пожалуйста: когда ваш Павел Сергеевич в партию поступить успел?

Настя.Они у нас, Иван Иваныч, ни в какую партию не поступали.

Иван Иванович.Как – не поступали?

Настя.Очень обыкновенно.

Иван Иванович.Не поступали? Скорей говорите, куда вы лап­шу с моего галстука положили.

Настя.На пол, Иван Иваныч.

Иван Иванович.На пол! Да где же она?

Настя.Вы напрасно ищете, Иван Иваныч, потому что лапшу у себя под ногами кушать для желудка очень опасно.

Иван Иванович.Вы мне ее, пожалуйста, поскорей возвратите, а я сейчас. (Уходит.)

Настя одна.

Настя.Как они деликатно свои чувства изображали, и вдруг – лапша. Да вот она, кажется. Подумать только, что такой маленький кусочек теста и может разбить мечту.

Настя, Иван Иванович.

Иван Иванович (входит, на голове горшок). Ну что, нашли?

Настя.Господи, Иван Иваныч. Зачем вы горшок себе на голову на­дели?

Иван Иванович.Тсс! Тсс! Ради бога, не говорите, что я его надел. Пусть все думают, что я его не снимал.

Настя.Как – не снимали? Да разве вы, Иван Иваныч, вообще-то, в горшке живете?

Иван Иванович.Временно-с принужден. Но где же лапша моя, Анастасия Николаевна?

Настя.Вы прежде с нее, Иван Иваныч, грязь тряпочкой оботрите.

Иван Иванович.Наоборот, Анастасия Николаевна, чем боль­ше, тем лучше. Пусть беспристрастное правосудие увидит, как бывшие домовладельцы втаптывают в грязь трудолюбивого обывателя посредством молочной лапши.

Настя.Куда же вы в таком виде, Иван Иваныч?

Иван Иванович.В милицию, Анастасия Николаевна, в ми­лицию. (Уходит.)

Настя одна.

Настя.В милицию. Иван Иваныч! Иван Иваныч! Ушел! Ясно, что человека в таком головном уборе из милиции обратно не выпустят. (Убегает.)

Варвара Сергеевна.

Варвара Сергеевна.Шарманщик!

Входит шарманщик.

Варвара Сергеевна.Входите. Входите! Становитесь вот к этой стенке и играйте, пожалуйста. Ну что же вы?

Шарманщик.Мне, конечно, наплюнуть, но только я лучше на двор пойду, а вы меня в форточку послушаете.

Варвара Сергеевна. Что?

Шарманщик.Я трепаться, сударыня, не люблю, а только у меня музыка для свежего воздуха приспособлена.

Варвара Сергеевна.Это не что иное, как просто жуль­ничество. Зачем вы раньше со мною уславливались?

Шарманщик.Я думал – у вас именины или еще пьянство ка­кое-нибудь, а так, один на один, я в жилом помещении играть не согласен.

Варвара Сергеевна.Но поймите, что мы выживаем.

Шарманщик.Я вижу, что вы выживаете. Нынче очень много лю­дей из ума выживают, потому как старые мозги нового ре­жима не выдерживают.

Варвара Сергеевна.Мы вовсе не из ума выживаем, а жильца.

Шарманщик.Ах, жильца, ну это дело другое. За что же вы его, сударыня, выживаете?

Варвара Сергеевна.За то, что он хулиган. Можете себе пред­ставить, он из меня девушку до конца моей жизни делает.

Шарманщик.Да ну?! Как же он из вас, сударыня, девушку де­лает?

Варвара Сергеевна.Вы, наверное, не заметили, что я неве­ста. Так вот, я невеста! Ну а брат мой, Павел Сергеевич, нын­че мне утром на этого жильца ультиматум поставил. Если ты, говорит, из квартиры его не выживешь, ты у меня из деви­ческого состояния не выйдешь.

Шарманщик.Ну это, конечно, обидно, потому что девическое состояние вроде собаки на сене: ни себе, ни людям.

Варвара Сергеевна.Именно. Вот мы с маменькой и решили его пением выжить.

Шарманщик.Так. Вы какую музыку больше обожаете?

Варвара Сергеевна.Церковную.

Шарманщик.У меня, барышня, инструмент светский, он церков­ной музыки не играет.

Варвара Сергеевна.Ну играйте, какую умеете, только по­громче.

Шарманщик играет, Варвара Сергеевна поет. Голос Насти:«Потерпите минутку, я сейчас!» Вбегает Настя.

Варвара Сергеевна, шарманщик, Настя.

Настя.Батюшки, живая, смотри, живая. Мать Пресвятая Бого­родица, как есть живая!

Варвара Сергеевна.Кто? Кто? Кто живая? Кто живая?

Настя.Да вы, Варвара Сергеевна, живая, как, ей-богу, живая.

Варвара Сергеевна.Ты что, рехнулась или с ума сошла?

Настя.Да как же, Варвара Сергеевна, я сейчас с нижней кухаркой на кухне стою, а она мне и говорит: «Никак, говорит, вашу Варвару Сергеевну режут, потому что она не своим голосом кричит».

Варвара Сергеевна.Как это не своим голосом, во-первых, у меня свой такой голос, а во-вторых, ты дура. Ну, хватит с тебя разговоров, танцуй.

Настя.Чего? Это?

Варвара Сергеевна.Танцуй, говорю!

Настя.Я, барышня, танцами не занимаюсь.

Варвара Сергеевна.Как не занимаешься? Если ты к нам на всякую черную работу нанялась, то ты не имеешь полного пра­ва отказываться, раз тебе говорят танцуй, то, значит, танцуй. Играйте, играйте, милостивый государь. Пойте, пойте сильней. Что же я такое делаю. Стойте, стойте, стойте скорей. Настя, пойди-ка сюда. Понюхай меня, я не выдохлась? Ну! Что? Как? Пахну?

Настя.Немного пахнете.

Варвара Сергеевна.Ну слава богу. А то ведь от этих танцев из меня весь аромат после парикмахерской улетучиться мо­жет. А я его для Валериана Олимповича берегу.

Шарманщик.Я думаю, что он теперь, наверное, укладывается, сударыня, потому я даже запрел.

Настя.Кто укладывается?

Варвара Сергеевна.Иван Иваныч.

Настя.Иван Иваныч? Их нет.

Варвара Сергеевна.Где же он?

Настя.Они-с…

Варвара Сергеевна.Да.

Настя.Иван Иваныч…

Варвара Сергеевна.Ну да!

Настя.В горшке.

Варвара Сергеевна.Где?

Настя.То есть… Я хотела сказать, что они, наверное, того-с, вы­шли…