Сергей Носов - Сторожение

Непродутые флейты, английский рожок.
Летаргия виолы да гамба.
— Контрабасу, ты видишь, ему хорошо —
отдыхать на боку. Так и нам бы.

— Такинамбы? А где и какие они?
Разновидность литавр — такинамбы?
— Да при чем тут литавры! Ты что? Не гони,
я про нас говорил: так и нам бы.

— Если так, помоги — отстегнулось крыло.
Я теперь уже не окрыляем.
Прижимаю подошвой спираль болеро.
Ну а ты отдохни под роялем.

Кто-то троллей кормил, кто-то кормит кота.
Кот кому-то насрёт на сиденье.
Кто-то встал под плитой, и качнулась плита.
Незатейлив рисунок паденья.

Мы умеем считать, и не только до ста.
Мы способны порой на прозренья.
Может, мир и спасёт красота-простота,
но с поправкой на случай везенья.

Оборот, оборот и еще оборот.
И надежду не ждешь ниоткуда.
И какой стороной упадёт бутерброд,
безразлично... Но хочется чуда.

Анекдот оказался смешным.
Кто-то плакал.

А кто бы за Тургенева топил,
когда бы он Муму не утопил?

А вот еще что скажу тебе, Дмитрий Григорьев.

Слепые дельфины в низовьях Ганга
это тебе не боевые карельские лоси
с пулеметами на рогах —

они действительно есть.

Живут в мутной воде
их органы зрения подверглись редукции

посмотри Википедию

они питаются трупами.

Нет
про трупы уже убрали

но все равно
все равно
все равно

это не боевые карельские лоси

не думай бом
поведя лбом

не думай прыг
прикусив язык

а думай ба
знать судьба

а думай ха
все чепуха

а думай во
и ничего

Пароход современности
пошел ко дну.

А был ли Пушкин?

— Недоверчивый ваш и, я бы сказал, беспечный
мне не нравится тон. Вы «Голос вечной
любви» прочтите...
— А вы свет включите.
— Не включайте свет!
— Господа, замолчите!

— Господа, не надо, в самом деле. Потерпите немного.
Уж скоро.
— Я не понял, он что-то бормочет...
— Вздора
давно такого не слы...
— Ах, опять про то же...
— Право, я так волнуюсь...
— Я, кажется, тоже...

— Ничего, господа, будьте уверены, после часа
каждую ночь стабильно...
— Там, вы сказали, касса?
— Да, сберегательная. Она под нами.
Так что кто там и что там, думайте сами.

— Если правда, все так, то тому, полагаю, причина
инфернального рода...
— Ой, мужчина!
— Извините, пожалуйста, это я от волнения...
— Полтергейст, одним словом...
— Такое явление.

— Господа, господа! Вы слышали? Нет, вы слышали?
— Справа!!
— Справа и снизу, да, да!
— Боже правый...
— Господа...
— Быть не может...
— Как странно...
— А он не верил!
— Как жутко...
— Как здорово...
— Надо было пригласить... эх, мы! эх, мы!...
Невзорова!
— Господа, господа! Считайте, считайте! Не
пропускайте ни одного удара!
— Время! Засекайте время! Фонарик!
Это вы тут не верили? Вы-то, я помню, не верили!
Вы ни во что, ни во что не верите! Вы просто циник.
Милостивый государь!
Как, однако, вас посрамила действительность!

Старый сторож болезненно переживает
смыслоутрату.
И за что получает
он только зарплату?
Было время, служил на заводе с высоким
процентом хищений —
до каких доходило жулье ухищрений!
А теперь, а теперь? Или белые ночи в июле
не способствуют кражам?
А то, может, просто кастрюли
не нужны никому?
Или, верно, вступили мы в пору,
когда места нет вору?
Старый сторож стоит посреди одичалого сада
возле бывшего храма, а ныне безликого склада
металлической утвари. Так-то. Часы избывает.
Он к столбу прибивает
рукомойник:
тук-тук.

Где-то голубь воркует.
Звезды кто-то ворует.
Села птица на сук.

Во что нам верить как не в НЛО?
Упал пришелец
и сломал крыло.

Будто смотрю в колодец, вижу: падает щепка,
Кувыркается, вертится, вдруг повисает перед
глазами;
где-то за семью печатями
детство спрятано; тётя Нюша зачем-то
ходит босая по дому, на выключатели
вешает галоши — гроза близко
(это — чтобы не убило молнией), и про себя молится
кот по молоко пришел, да молоко скисло, —
вот сидит на пороге, моется,
лапу лижет... Ни цветет ни вянет
китайская роза...
С вечным пониманием каждый со своего портрета
в дверной проём глядят сыновья. Медленно тучу
тянет
в сторону Ильменя. Где-то
громыхает... За рекой, видимо. А река — голос
надорвешь, не докричишь до середины, когда
разольется
(мы однажды поймали в ней, вспомнилось, конский
волос,
червяка такого, и смотрели, как вьётся
на спичке — волос конский, червяк, невидаль)...
Пастбища, родники, ручей, пологие сходы
береговые. Рыбаки с неводом
идут по главной улице, названной Скотным
прогоном...
А за домами, за кузницей, за лугом заливным,
там, где над еще
не скошенной травой по заре туман, там, за
протокой —
лопухи,чертополох, крапива, кресты да звезды —
кладбище,
да еще кричит иногда из-за леса кукушка про то, как
жизнь долга... Улетай, глупая! Знаем сами.
Будто заглянул в колодец — падает щепка,
кувыркается, вертится, перед глазами
долго-долго висит
почему-то
зачем-то.