Сергей Алымов - Киоск нежности

Я крикнул: «Придите!.. Придите!..
Мы вас ждем у витринных лампад.
Сок души для песен несите…»
И ушел назад.

Я двушек нежных не видел,
Но биение слышал сердец.
Я их Чистых ничем не обидел…
Поверь, о, Святой Отец!..

Души Поэтов томятся,
Томятся по Нежным давно…
Новые песни роятся,
Снятся,
Пурпуря дно.

«Приходите!..» я крикнул в светлицы –
«Не придти на Мессу нельзя..»
И меня увела по столице
Освещенных панелей стезя…

В пути я встречал поэтов,
Говорил: «Я не видел Их,
Но монашек рубашки раздеты,
Готовьте молитвенный стих.»

Идемте скорей на панели
Невесты нас вместе ждут.
Гамены стихирь одели,
Поют…

Пришли. Их нет. – Сверкает
На мхах бриллиантный крест…
Вьюга мелькает,
Тает,
Но не видно Белых Невест.

Электрические лампады,
Не мигая, горят…
И только кокотки обряды
Творят.

Черная муары-ризы –
Строгие ризы греха…
У гетеры и у маркизы
Молитва тиха.

Будем молиться с гетерой,
Чтобы новою жизнь была…
Вместо ладана парфюмерий
Колет
До боли
Игла.

С женственной негой Кельк-Флера
Спорит лукавый Вертиж…
В сердца короткая ссора
И вскоре –
Тишь.

Со мною рядом тонкая.
Тонкая кокотка в манто.
Она – с иконкою звонкою,
На ней палантин из кротов…

Она душистая, мшистая,
Как снежный, нужный звон.
Лицо у нее серебристое,
Мглистое, как небосклон.

Уста ее пылают…
Изнывают…
Тают…
Жгут.
Уста ее уст ожидают,
Гложут,
Тревожат,
Зовут…

Она пришла помолиться;
Ее привел Пьеро,
Чтоб остро
Опьяниться
Блудницей,
И потом плясать болеро…

И еще, еще другие
Идут на свет лампад…
Они и в мехах – нагие
Алмазы их тел блестят.

Из авто вышли подруги…
Длинные лица бледны.
В глазах их – музыка вьюги,
Греховные,
Зовные
Сны.

В их пальцах сложенных вместе
Орхидеи – феи зла…
Эти две: Жених с Невестой
В аметистных мехах шеншила.

Идут, идут Поэты,
Чтобы новья песни петь.
Но душа их в мех одета…
В ней – грех,
И ей не летать!..

Одни опустили четки…
У других лорнет затих.
Бриллианто-крестами кокотки
Поразили,
Пронзили
Их. –

«Отчего так много кокоток,
Так много кокоток здесь?!
Неужели из двушек Кто то,
Кто то высосал сок их весь?!.

Неужели девушки в страхе
Отказались придти на панель,
Когда пасть жасминной рубахе
Приказала святая цель?!.

Убоялись?!. Милей им дрема!..
Не зажгли свечу души…
Обнажись царица Содома!..
Обнажиться всем прикажи»..

Задрожали витрин лампады
От таких неожиданных слов.
И кокотки, сорвав наряды,
Превратили алтарь в альков…

Тонкая с иконкой маленькой
Обнажиться дала приказ…
Вспыхнул рот ее аленький
И погас.

Но увидел я то, что надо мне
И пошел за Царицей я, –
Была цикламенно-ладанной
Черная Ектения…

– «Плотскому телу – Вакхальное!..
Кокотки ему хороши…
А где напевы пасхальные,
Дальше,
Воскресшей души?».

Но поэты обняв кокоток
Оглушились набатом зла.
Острия четок –
Плеток
Кусали,
Рвали
Тела.

Лишь две с лицами странными
Не сняли сиреневый мех,
Остались для всех чужестранными,
И был в них высший грех. –

А я с кокоткой тонкой,
Желая любить остро –
Сел в авто. И плача ребенком,
Пьеро плясал болеро.
. . . . . . . . . .

А потом сошлись мы вместе
У вялых, усталых ракит..
«Братья, где же невесты?..»
Каждый молчит.

Душа растеряла все перья,
Бившихся,
Вившихся крыл,
«Что же, – опять – Неверье?…»
Я спросил.

Но где то колокол дрожный
Осторожно
Надежду нес. –
«Братья, я знаю, можно
Испить нам Девьих Рос…»

И пусть, грехом палимы,
Мы сняли с гетер меха…
Забудем!..
Иже херувимы
О чуде
Будем вздыхать…

Сердце – черные фрезии…
Тело с кокоткой нагой…
Но воскреснул бог Поэзии,
Расточились Врази Его!..

Душа томится попрежнему,
Но с греха свалился мех;
Не дадим… не дадим одежд ему.
Ныне и присно, во век…

К раздетой душе, раздетые
Девы
Для сева
Придут…
Негою в снеге сокрытые,
Душистый сок принесут!..

Скоро с тобой мы расколемся
Черная Ектения…
«С миром Господу Богу помолимся,
Да святятся Люди Твоя.»

Ростки… Ростки…
И дней побеги.
Тоски
Не надо
у сада
Неги.

В кольце огней
Зевают пушки…
Слышней
Зовут
В уют
Опушки…

Трава в росе…
Речные бульки…
И рады все:
Шмель…
Ель…
Косульки…

Настанет день,
Который не был!.
Везде
Простой,
Святой,
Как небо.

Жалеете Реймский собор?!.
Скорбите о порче Лувена.
А то не страшит, что живые собой
Платили за мертвые стены?!.

Живые нужны, а соборы построим
И новые книги дадим,
И будут соборы прекраснее Трои.
А книги свежее воды…

Вам жаль своих пыльных, как вы, пинакотек?!.
Бездушная жалость рабов!..
Живой… это больше больших библиотек!
Живой… это выше чем Реймский собор!

Облака!..

Лакать
Не уставая –
Этой стаи
Вышний
Пышный лет, –
И душа
Надземно вырастая,
Хороша…
Воздушна…
И поет:

Были дни…
И есть они…
И будут!

Дарий…
 Гунны…
  Скифы…
   Ганнибал…

Но в веках
Не изменилось чудо
Облаков –
Чей лет – жемчужный бал.

 Все эпохи – там…
 Перегорели, –
 Все дела воздушны
 И скользят. –
 Дни цвели…
 Цветут…
 Вот облетели… –
 Облака лишь выжелтить нельзя!

Облака – Все мы:
И ты…
И этот…
И любовь…
И злоба…
И тоска…
И душа убийцы,
И – поэта…
Каждый разный любит облака.

Часто-часто никнут надо мною
Бездны неба в пепельных тонах, –
На мгновенье вижу жизни дно я –
 Правда вот!.
  Минута…
   Не она!

Облака бегут… бегут и нежат.
Кровь земли на Небе – дымный лед.
В облаках, быть может, вздох из Льежа
И слеза парижского камло…