Сергей Алымов - Киоск нежности

Ты в лампадное масло льешь неистовый Астрис
Ты в десу погружаешь кипарисные четки…
Твои грезы безгрешны, как осенние астры
Твои грезы порочны, как экстазы кокотки…

Как лесная пейзанка, ты порой суеверна.
Ослепляет, как солнце, твой спокойный анализ…
Ты – рояль стоголосый… Твоя грубость чрезмерна
Твоя нежность бездонна, как мерцанье опала…

Ах, зачем говорю я?!. Ведь тебя не расскажешь!.,
Ведь тебя не раскроешь как жемчужины тайну…
Даже если без створок свою душу покажешь
Если даже покажешь!.. Ты ведь вся снеготайна!..

Ты ведь вся, как восторги искалеченных льдинок
На которых пылинки и в которых алмазы,
И следы от мечтаний, и следы от ботинок,
Непорочное счастье и осколки от вазы…

Ты – трюмо мировое, не видавшее Мира,
Но в котором Вселенной вечно новые лики… –
Ты – проклятье аскета яркороскоши пира
И гетера-вакханка в ярко-алой тунике.

Я купил тебе черемуху у китайца на панели.
Ты букетик положила на такой же белый стол…
Мы в кафе провинциальном за пирожными сидели,
Мимо ярко продельфинил с офицерами авто…

Раньше, в книжном магазине, мы достали том о Гойе…
Над «Капричос» наклонившись, ты пила несладкий чай –
Ах, какой ты мне казалась бесконечно дорогою!..
«Барельеф… офорт… Одно ведь?» – ты спросила невзначай.

Я был счастлив. Ведь в наивном, детски глупеньком вопросе
Было столько от заката, от черемухи, от снов… –
Что я мог лишь погрузиться в дым каирской папиросы
И прижать уста любовно к белым звездочкам цветов.

Да, душа твоя простая, хоть прическа – стиль Медузы…
Хотя рот твой ярко алый – губка жадная на все,
Хоть ты смотришь с вожделеньем на военные рейтузы,
Но черемухи безгрехье – это истинно твое.

А черемуха лежала, разметавшись шаловливо,
Как ребенок в белом платье на квадратике стола –
И из глаз циклонноспящих, что как в тропиках заливы,
Все грехи твои земные сдула, выпила, смела…

Мы сидим и глазами обнимаем друг друга,
Я гляжу на тебя… Ты глядишь на меня…
Мы – закатные блики… Мы – предзорьная фуга.
Мы уже молодые, нашу дряхлость сменя.

Размечтались, как дети: «Вот отправимся в Чили,
Там брюнетные души и агатотела».
Мы фантазную повесть в один миг настрочили…
И сижу я лазурный, и сидишь ты светла.

За столом в гиацинтах – офицеры румыны…
Атакует блондинку щуплый юнкер в пенсне.
Ты в шуршащем тальере, но с душою ундины,
Над черемухой грезишь в экзотическом сне.

«Мы отправимся в Чили, – повторяешь ты тихо
И я буду рыбачкой, и ты будешь рыбак…»
И блестит, как надежда, вызывающе лихо
На ногтях твоих острых пламенеющий лак.

«Бунгало из гранита мы построим в долине,
И постель у нас будет из волнующих трав…
Как мы души расправим прямотой прямолиний!..
Мы отправимся в Чили… зов фантазии прав…»

Я молчу. Мне поэмно… Я в черемухотрансе,
И кафе завертелось карусельчатей сна…
Мы лишь в мае сменяем груз наук на романсы…
Анатомий не знает лишь чилийка-весна!

«Белая черемуха…
Купите! Купите!..»
И тонкие нити
Ползут по душе…

И в Мая тенета
Забросил вас кто-то,
Но вам не обидно,
Душа – как саше…

Душисто и пряно,
Душисто и тихо. –
Платочки эмоций,
В черемух саше!..

У океана,
Под снежности Грига
Душистые танцы в душе.

Валы освирепелые
Взметают гривы белые
В далекую лазурь.
И с хохотом,
И грохотом,
С протяжно-медным рокотом
Бушует демон бурь. –
Седое море пенится…
Чуть миг – оно изменится
В сапфир и изумруд. –
И катится стремительно.
В безумьи упоительном,
Плетя узор причуд. –
А ветер льет рыдания,
Сгорая от желания
Слить с небом океан.
И мнится: небо клонится,
В пучины вод уронится;
Так крепок ураган!
Все море – арфа грозная,
Гирлянда белорозная
На изумруде струн.
Грудь арфы разрывается
И радостно рождается
Безумный бог – Тайфун. –

В жажде ласки простирают волны руки, –
«Поласкай нас и забудь нас юный Бог!
После мига, пусть придут столетья муки,
Ах, упругие тиски мохнатых ног!..
В нашем море те же будни, те же страхи.
Те же страхи, что у жизни на земле –
Ах, позволь сорвать нам пенные рубахи
И отдаться каждой, влажной на скале…»

Бог хохочет… Бог не хочет. – В дымных далях
Он заметил белый парус, парус белый –
И напрасно волны к ласкам увлекали –
Бог-Тайфун спешил туда, где парус белый…
Волны жадный бросались, как пантеры,
Но Тайфун лишь видел парус… парус белый…
Волны звали в изумрудные пещеры –
Но так робко бился, вился парус белый…
Парус белый над дымом
Заплясавшего моря. –
Как крыло херувима,
Как улыбка застывшего горя…
Как улыбка печали,
Превратившейся в лед. –
Белый парус из ладанной дали
Зовет и зовет.

Ах зовы паруса, ах, трепет паруса
Необычайный и несравнимый!..
Восторгов девственных воздушно-ярусы,
Виденье девушки почти любимой
Почти любимой, но недостигнутой
…На горизонте…
Ах белый парус желаньем выгнутый
На горизонте! –

Но взбешенные волны ревнивы,
Белый парус они разорвали,
И пред богом вертясь шаловливо,
Смертным саваном счастья махали:
…Не хотел нас взять,
Влажных на скале…
Вот!..
И Тайфун улетел рыдать
К земле.
И поет:
Белый парусь… Тебя нет, парус белый!
Я стремился к тебе… Ты погиб. –
Ты погиб парус белый
Но я помню твой робкий изгиб. –
Словно плечи невесты дрожали
Под фатой,
В начале –
Не крича наготой…
Словно свадебный робкий сигнал
К ласке…
Умер финал
Нашей траурной сказки! –
Но я помню твой трепет,
Когда
Я летел к тебе. В скорби склепа
Он мне будет – звезда
Всегда. –

Тише море… Глуше втер… Даль светлее…
Замирает,
Доживает
Песня струн. –
И бледнея,
Цепенея,
Холодея
Умирает
С грезой рая
Бог-Тайфун.

Бегонии – розово-белые хрупочки,
Девинок чахоточных яркорумянцы,
Как стая танцовщиц в коротеньких юбочках
Меж листьев затеяли грустные танцы.