Ирина Зорина - И

Бывает, небо забыло звёзды,
И в глубине что-то оборвалось.
Бывает, эти внезапные грозы
Из слёз…

Я вернуться хочу назад…
Исчезают твои следы…
Неужели прощались мы?
Снегопад… опять снегопад.

Ты не мог просто так уйти…
Двери настежь и выстужен дом…
Оставляла я всё на потом…
Прости.

Закрываю снова глаза,
Там — у яблони — ты стоишь,
Улыбаешься мне и молчишь…
Всегда.

Всё не зря было, веришь? Не зря.
Ты был лучшим дедом из всех.
Я всегда буду помнить твой смех…
Тебя.

Треснуло спелостью солнце
Под тяжестью облаков.
Мысли казались звонче
Сотни сказанных слов.

Земля надышалась туманным
Запахом пряных трав.
Стояли с закатом рваным
Мы на песочных часах.

Закат, обжигая мне душу,
Сказал невзначай совсем:
«Родная моя, послушай,
Нам не избежать перемен.

Возможно, сегодняшней ночью,
Когда я растаю во тьме,
Ты вспомнишь меня между прочим
И погрустишь обо мне.

Когда-нибудь в новой Вселенной,
Прильнув к равнодушной земле,
Я вспомню тебя непременно
И погрущу о тебе».

За потолком моим звезды, звезды
Льют серебро в ручей,
А у ручья того лозы, лозы
Вяжут тугой плетень.

Завтра зардеет утро, утро,
Новый родится день.
Солнце поднимется мутно, смутно,
Тронет тугой плетень.

Ручки тянуть будут травы, травы
К тёплому ветерку.
Не забывайте меня, дубравы
Даже когда уйду.

Пениться будет цветами с нами
Белый душистый сад.
Метель запряжет озорные сани,
Не повернуть назад.

Мой Днепр, как же ты обмелел!
Где былая твоя глубина?
Мне казалось, ещё вчера
Не давал ты касаться дна,
Принимая тепло наших тел.

Я иду по руслу реки,
Обезвоженному жарой.
Как-то странно, что под ногой
Обнажённый песок речной,
А по берегу ни души.

Может, мы пришли не туда?
Может, это совсем не Днепр?
Может, грозный какой-то вепрь
Докопался до самых недр,
И туда просочилась река?

Сигнал бедствия на белом листе
красным маркером.
По соседству с полосатым Ричардом Паркером
в просоленной, точно вобла, лодочке
миллиарда два человек.
Протянем пару лет или целый век?

Зелёный остров одолели прожоры-мыши.
Не так громко, прошу, тише.
Ледник превратился в голландский сыр,
столько дыр… там столько дыр…

Остров льёт в океан горько-пресные слёзы.
Скоро здесь расцветут мимозы,
будут виться лозы по скалам чёрным,
по склонам горным…
а в городах воды по самое горло,
хоть задыхайся.
Долго, слишком долго
стрекоза кружилась в беспечном вальсе.

Да здравствует жизнь в её ярких, цветастых нарядах,
В её энергичной, бушующей красоте!
Я снова и снова пишу на белом листе:
«Да здравствует жизнь» и теряюсь в своих бумагах.

Да здравствует жизнь в многоликой её карусели,
Разнообразии форм, очертаний, структур!
Мы сегодня тихонько потушим резной абажур
И послушаем жизнь, лежа в тёплой своей постели.

Надышаться бы ею, вобрать её всем естеством!
Каждой клеточкой тела прижаться к грохочущей жизни!
Не нужны здесь приборы и помощь пузатой призмы,
Лишь душа, перевёрнутая вверх дном.

Я больше не хочу, задёрнув шторы,
Сидеть в закрытой комнате одна.
Уже закончилась проклятая зима.
Отбросить предрассудки! Сбросить шоры!

Я больше не хочу бояться жить.
Таиться, словно призрак смертной тени,
И под прикрытием тоски и лени,
Захлопнув двери, прятаться и ныть.

Я больше не куплю чужой билет.
Я не хочу играть чужие роли.
В моем шкафу уж слишком много моли,
Пора воротникам увидеть свет!

Я больше не хочу не доверять
Своим желаньям, чувствам и стремленьям.
Отрезать путь безудержным сомненьям!
И только жить! Жить снова, жить опять!

Я надену шёлковое платье,
Каблуки и красную помаду.
Не люблю тревожных интонаций,
Поэтому сегодня их не надо.

Ах, не глупи, я не ручная вовсе,
Не прибегу по первому же зову.
Прощай же, мистер, ты был просто гостем.
Выход направо и по коридору.

Ты слишком поздно подцепил амура,
Не прошибают озорные стрелы.
Всё это было, я уже хлебнула
Из алой чаши и переболела.

Так что шагай, я очень гордой стала
И утешать тебя, увы, не буду.
Мне не хотелось бы тревожить жало
Всех неизбежных бабских пересудов.

Кровавая луна надела шляпу
Из чёрных облаков и начала тонуть.
Стало темно. Над головой лишь вата,
А под ногой неосвещённый путь.

Опять туман. Жара. Свинцовый воздух.
От утра облегченья глупо ждать.
Время расплавилось, и мы подали в розыск
На без вести пропавших часов пять.

Из окон выливаются квадраты
Солнечных бликов, жгут нещадно пол.
Погоду лихорадит в эти даты,
Пора принять ей парацетамол.

Ночь, как домашняя кошка,
Заходит ко мне не спеша,
Ловко пролазит в окошко,
Звёздами тихо шурша.

Мне кажется, ей любопытно
Разведывать каждую щель
И может, немножко обидно,
Что я забралась в постель.

Ну ладно, ложись со мною,
Поглажу тебя по спине,
Мурчи мне про что-то родное,
Пока не забудусь во сне.

Сыплет небо сахарной пудрой
на твои ресницы,
на мягкие вязаные рукавицы,
собачонке коротколапой на спину мохнатую,
на дорогу горбатую.
Сыплет небо седое вату на наши следы.

У девчушки от снега вся шапка белая
и маленькие сапожки.
Голубь-прожора клюёт крошки,
смотрит глазами бесстыдно-рыжими.
Давай пойдём под снежными крышами,
туда, где узоры на стёклах вышиты,
туда, где полно любви.

Ты стоишь у ветхой калитки,
Словно вовсе и не уходил.
В небе тянутся тонкой ниткой
журавли…
Ты всё так же мил.