Махтумкули - Избранное

Конь арабский говорит:
«Подо мной земля дрожит,
Любит истинный джигит
Звучный звон моих стремян!»

Кляча ржет: «Моя судьба —
На спине носить раба;
Я — рабыня, я слаба,
Я — в крови несчетных ран».

Говорит осел: «Мой род
От булыжника идет.
Маюсь я в кругу забот,
Воду пью и ем саман».

А корова: «Почему
Столько мух в моем дому?
Я была главой всему,
А теперь — слепень мой хан».

На себя, Махтумкули,
Погляди! Друзей моли,
Чтобы слово не сочли
Ложным, если в нем изъян!

Для красавицы-души
Правда — благодатный сад.
При царе-глупце — в тиши
Трусы нежатся да спят.

Где ты, конь моих удач?
Конь удач уходит вскачь;
И Ширин вздыхает: «Плачь,
Плачь, Ширин, горит Фархад!»

Небо надо мной — огонь,
За спиною — свист погонь:
Сердца моего не тронь.
Сердце мне ножи язвят.

Говорит огню кебаб:
«Бьет меня язык. Я слаб.
Я — зубов несчастный раб.
Я ни в чем не виноват».

Молвит камень: «Я бедняк»,
Молвит кряж: «Я нищ и наг,
У меня в ущельях мрак,
Тучи на глазах лежат».

Иноходец ржет: «В бою
Положись на стать мою.
Я на месте не стою;
Храбрецу — я друг и брат».

Рыба говорит: «Мой дом
В океане голубом.
Что мне берег твой? Кругом
Волны весело кипят».

Молвит роза: «В мой чертог
Соловей влететь не мог.
Мой последний лепесток
Обрывает снегопад».

Соловей: «Моя страна —
Розовая купина;
Дай настроить мне, весна,
Песню на высокий лад!»

Барс: «Я спутником луны
Стал в притине тишины.
Две луны во тьме видны —
То глаза мои горят».

Говорит глоток вина:
«Чаша выпита до дна».
Амбра: «Я — распылена,
Я — душа цветочных гряд».

Золото: «Я — не твое!»
Сон: «Я тень и забытье!»
Слово: «Я — твое питье.
Есть во мне и мед и яд».

Подлый молвит; «Пощади!»
Храбрый: «Слава впереди!»
Сердце мечется в груди,
В пламя бабочки летят.

И любовь мне говорит:
«Ты — железо, я — магнит».
И Махтумкули горит,
И уста его молчат.

Слушай, рок, слепец бездомный,—
Как свирель, мой стих поет;
Что ж глушит его твой темный,
Твой губительный полет?

Одного желанья мало,
Чтобы дело делом стало.
В сердце мне любовь запала,
Тяжек сердцу давний гнет.

Силе времени покорный,
Серебрится волос черный,
И охотника озерный
Серый гусь давно не ждет.

Предстает мне мир базаром
С жалким нищенским товаром;
Царский кречет мой недаром
Сонных век не разомкнет.

Я скитался по юдоли,
Я искал счастливой доли;
Как боец на ратном поле,
Стрелы слов я слал в народ.

Нужен лев мирской пустыне,
Трон — властительной гордыне.
Вековечные твердыни
Подвиг мой переживет.

Сердца пламень сокровенный
Разольется по вселенной;
Мой дворец — мой труд нетленный —
Что кременный кряж встает.

У светил — сиянье мира,
У меня страданье мира,
В небесах — желанье мира —
Пленная Менгли живет.

В старом сердце — упованье,
Вера в дальнее свиданье;
В ослепительном сверканье
Рай на землю снизойдет.

Мне судьба судила горе,
Я тону в любви, как в море.
Пусть пред милой в звездном хоре
Голос мой не пропадет.

Боже, где моя награда
За мученья горше яда?
Без подруги мне не надо
Мира этого щедрот.

Времена идут лихие,
Души мучатся людские,
И красавицы другие
Водят вешний хоровод.

Соловью — цветок любимый,
Мне, Фраги, — народ родимый.
Стих мой скромный, стих гонимый
Правнук мой произнесет.

Время такое — в тени прозябает бедняк,
Худо, когда никакого именья нет.
Слово ценой в сто туманов возьмут за медяк,
Если доверья к тебе и почтенья нет.

Дух наш, как птица, ему его клетка тесна,
Слово — узор, в чьих извивах души глубина,
Ад с кипятком и огнем веселей, чем страна,
Если торгов ни в одном поселенье нет.

Отпрыски беков скотину пасти норовят.
Разве живому змеиный понравится яд?
Все превратится в Содом, все жилища сгорят,
Если разумного в крае правленья нет.

Больше тупиц, чем разумных, на свете всегда,
Ум — это радость души, тупоумье — беда.
Эти джигиты — скотов говорящих стада.
Что им втолкуешь, коль в них разуменья нет?

Худо на свете джигиту с пустым кошельком,
Слово его пониманья не встретит ни в ком.
Друг злонамеренный станет однажды врагом,
Сгинет такой — у людей сожаленья нет.

Доброй подругой не всех одаряет аллах,
Речь одинокого — вздохи, стенанья в словах.
Век проживет он, как мертвый бесчувственный прах,
Если с любимой душой единенья нет.

Должно довериться Истине, Махтумкули!
Встреченных трусов о помощи ты не моли.
Друг, не отринь моих слов, пребывая вдали,
Праздны слова, если к ним снисхожденья нет.

Индусу, лишенному друга-слона,
Все в мире, как морок пустой, — все равно.
Безумцу Каруну — была бы казна,—
Откуда пришел золотой — все равно.

Что воину делать без правой руки?
Что делать хромому без крепкой клюки?
Отваге, всадившей в добычу клыки,
Низина иль холм под пятой — все равно.

Творенью господнему смерть суждена.
Не знают ни ангелы, ни сатана,
Кому приговор составляет она:
Для смерти — что вор, что святой — все равно.

В разлуке с любимой душа задрожит,
На око сухое слеза набежит.
Прямому бойцу — Искандер иль Джемшид,
Рустем или лучник простой — все равно.

Удача ушла, и стоишь одинок,
И нет для тебя ни путей, ни дорог.
Печалится сердце, но добрый клинок
Омоется кровью-рудой — все равно.

Ты жалобу судьям жестоким принес:
Фраги, что услышал ты, кроме угроз?
Ты жив ли, убит ли ты горечью слез,
Любовью, тоской, нищетой — все равно!

Мне рок уйти не позволяет ныне —
Судьба закрыла мне просторы. — Ах!
Бродить бы мне Меджнуном по пустыне,
Обитель бы найти в вас, горы. — Ах!

Невинных лет забавы отмелькали,
И совершенства прояснились дали,
Но страшный мир влил в сердце яд печали,—
Грудь сожжена, в душе укоры. — Ах!