Бертольд Брехт - Стихотворения. Рассказы. Пьесы

С лицом невинным Якоб Апфельбек
Отца и мать убил в родном дому
И затолкал обоих в гардероб,
И очень скучно сделалось ему.

Над крышей ветер тихо шелестел,
Белели тучки, в дальний край летя.
А он один в пустом дому сидел,
А он ведь был еще совсем дитя.

Шел день за днем, а ночи тоже шли,
И в тишине, не ведая забот,
У гардероба Якоб Апфельбек
Сидел и ждал, как дальше все пойдет.

Молочница приходит утром в дом
И ставит молоко ему под дверь,
Но Якоб выливает весь бидон,
Поскольку он почти не пьет теперь.

Дневной тихонько угасает свет,
Газеты в дом приносит почтальон,
Но Якобу не нужно и газет,
Читать газеты не умеет он.

Когда от трупов тяжкий дух пошел,
Был Апфельбек сдержать не в силах слез.
Заплакал горько Якоб Апфельбек
И на балкон постель свою унес.

И вот спросил однажды почтальон?
«Чем так разит? Нет, что-то здесь не то!»
Сказал невинно Якоб Апфельбек;
«То в гардеробе папино пальто».

Молочница спросила как-то раз:
«Чем так разит? Неужто мертвецом?»
«Телятина испортилась в шкафу», —
С невинным он ответствовал лицом.

Когда ж они открыли гардероб,
С лицом невинным Апфельбек молчал.
«Зачем ты это сделал, говори!»
«Я сам не знаю», — он им отвечал.

Молочница вздохнула через день,
Когда весь этот шум слегка утих:
«Ах, навестит ли Якоб Апфельбек
Могилку бедных родичей своих?»

Мария Фарар, неполных лет,
Рахитичка, особых примет не имеет.
Сирота, как полагают — судимости нет,
Вот что она сообщить имеет:
Она говорит, как пошел второй месяц,
У какой-то старухи ей подпольно
Было сделано, говорит, два укола,
Но она не скинула, хоть было больно.
   Но, вы, прошу вас, не надо
     негодованья ,
   Любая тварь достойна вспомоществования .

Все же деньги она, говорит, отдала,
А потом затягивалась до предела,
Потом пила уксус, перец туда клала,
Но от этого, говорит, ослабела.
Живот у нее заметно раздуло,
Все тело ломило при мытье посуды,
И она подросла, говорит, в ту пору,
Молилась Марии и верила в чудо.
   И вы, прошу вас, не надо
     негодованья ,
   Любая тварь достойна вспомоществования,

Но молилась она, очевидно, зря,
Уж очень многого она захотела.
Ее раздувало. Тошнило в церкви. И у алтаря
Она со страху ужасно потела.
И все же она до самых родов
Свое положенье скрывала от всех.
И это сходило, ведь никто б не поверил,
Что такая грымза введет во грех.
   И вы, прошу вас, не надо
     негодованья ,
   Любая тварь достойна вспомоществованья.

В этот день, говорит, едва рассвело,
Она лестницу мыла. И вдруг словно колючки
Заскребли в животе. Ее всю трясло,
Но никто не заметил. И ей стало получше.
Ломала голову — что это значит,
Весь день развешивая белье.
Наконец поняла. Стало тяжко на сердце.
Лишь потом поднялась в свое жилье.
   А вы, прошу вас, не надо
     негодованья ,
   Любая тварь достойна вспомоществованья .

За ней пришли. Она лежала пластом.
Выпал снег, его надо убрать с дороги.
День был жутко длинный. И только потом,
К ночи, она принялась за роды.
И она родила, как говорит, сына.
Сын был такой же, как все сыновья.
Но она не как все, хотя нет оснований,
Чтоб за это над ней издевался я.
   И вы, прошу вас, не надо
     негодованья ,
   Любая тварь достойна вспомоществованья.

Так пусть она рассказывает дальше
О своем сыне и своей судьбе.
(Она, говорит, расскажет без фальши!)
Значит, и о нас — обо мне и о тебе.
А потом, говорит, выворачивать стало
Ее, словно качало кровать,
И она, не зная, что от этого будет,
С трудом заставляла себя не кричать.
   Но вы, прошу вас, не надо
     негодованья ,
   Любая тварь достойна вспомоществованья.

Из последних сил, говорит, она
Из своей каморки, ледяной как погреб,
Едва дотащилась до гальюна
И там родила, когда — не упомнит.
Видно, шло к утру. Говорит — растерялась,
Какой-то страх ее охватил,
Говорит, озябла и едва держала
Ребенка, чтоб не упал в сортир.
   А вы, прошу вас, не надо
     негодованья ,
   Любая тварь достойна вспомоществованья .

Вышла она, говорит, из сортира,
До этого все было молчком,
Но он, говорит, закричал, и это ее рассердило,
И она стада бить его кулаком.
Говорит, била долго, упорно, слепо,
Пока он не замолк и стал неживой.
До рассвета с ним пролежала в постели,
А утром спрятала в бельевой.
   Но вы, прошу вас, не надо
     негодованья ,
   Любая тварь достойна вспомоществованья.

Мария Фарар, незамужняя мать,
Скончавшаяся в мейсенской каталажке,
Хочет всем тварям земным показать
Их подлинный облик без всякой поблажки.
Вы, рожающие в стерильных постелях,
Холящие благословенное лоно,
Не проклинайте заблудших и сирых,
Ибо грех их велик, но страданье огромно.
   Потому, прошу вас, не надо
     негодованья ,
   Любая тварь достойна вспомоществованья .