Ханс Бёрли - Из современной норвежской поэзии

Утро для городов - большая светлая грусть!

Столетья, из прошлого глядя на нашу промышленность, думают,

вероятно, что мы поклоняемся таинственному божеству огня. Мы

непонятны сами себе, равно как нам непонятны

жилища мертвых в Египте. То были тоже заводы,

источники мощи и смысла. Издалека наш прогресс,

как огнепоклонство, загадочен, иррационален...

В каналах, как в зеркалах, отражаются города. В отраженном небе

под дождем города расправляют крылья, словно в виденьях, -

огромные яркие птицы. Солнце-повозка катится к западу

Влечет города за собой в шлейфе своих золотых лучей

Одни города уходят на дно морское, к луне. Другие

восходят на небосклоне... Новизной сверкая,

города возникают и тонут. В этом свете!

Существуют лишь два чувства,

которые неизменны:

материнский инстинкт и боязнь смерти.

Даже мужская заботливость рождена

материнским инстинктом, живущим в мужчине.

Богобоязнь - та же боязнь смерти,

но осознанная и преображенная.

Боязнь погубить свою бессмертность.

Погубить свою цельность,

губя ее в других!..

Другие, в высшей степени шаткие чувства -

Терпимость, Искренность, Честность, Дружба,

Храбрость, Братство, Любовь. Не полагайся

на добродетели эти в критических ситуациях.

Ну а человеческая порядочность,

возразят гуманисты, она-то надежна?

Порядочность? Да идите вы в задницу!

Так рассеянна, будто внимает

чудной вести... но вот она очнулась -

и время продолжает бег, но неизбывна

весна у нее в крови...

Прикасаешься ты к ее волосам надо лбом,

к мечтам ее прикасаешься, проникаешь

вглубь, орошаешь душу ее росой, ты -

и солнце, и буря.

Руки бывают жестки, грубы, как кора,

но изнутри, из твоей сердцевины, ты всколыхнешь

ее нерасцветшую жизнь, ту сокровенную листву,

где слиты плоть и мечты...

Руки робки, редко рискуют руки

нежно обнять то, что движется. Но

можно же им прикоснуться к виску.

Птичий след и крыло цветка...

Руки должны быть осторожны, они

могут вызвать разлив неизбывного лета,

лицо, лицо - это нагая весна,

если любовь и горе пришли...

Моя профессиональная политика? Приходи ко мне в любой

из таинственных словарных залов или во мрак скитаний.

Но приходи одетый по-королевски -

в великолепье твоей мечты. Ибо там,

где царит красота, есть лишь одна политика -

страсть. Не жди, что я буду приятен,

ибо красив и жесток я как бог - бог, что живет

во мне и которого мое искусство предлагает тебе как антипод

твоей цели. Политика? Нет! Божественное опьянение.

Это и есть моя скромность, но в ней

ты увидишь, как в зеркале, свои всепожирающие

буйные страсти, и в полном объеме! Гонорар или премия?

Наполни мне руки всеми дарами мира, ибо я

так голоден и тщеславен, будто бы сотни лет

не вкушал от мирских соблазнов. Плати мне, но

не жди другой благодарности, кроме разоблачения тех, кто мне платит, -

да, зеркало королевы равно отражает и князей и бунтовщиков!

Плати по-княжески и не проси поделиться

с другими, но зато не давай мне забыть:

художнику никогда не платят за то, что он сделал,

он получает плату за то, что он еще не сделал.

Картины и книги, которые не написаны, -

вот за что ему платят, ибо в них люди видят,

как их несостоявшиеся жизни высвобождаются

из объятий всех воспоминаний и всех поражений! Моя политика?

Я не видал справедливости в трудной, жестокой

сфере искусства. Дар выражать себя

несправедлив, гораздо несправедливей

внезапно свалившегося богатства.

Эта несправедливость швырнула меня, как агнца,

льву, ибо я есмь агнец, львов пожирающий.

Я глуп, как овца. Люди? Что видят люди

в художнике? Ауру одиночества, ибо она

несет в себе все возможности, невоплощенные,

но близкие тому единственному, что хочет выразить каждый.

Там, за окном. Дождь без движения

замер. А листья струятся сквозь дымку,

зелено-серебряные

А луна льется сквозь ветки березы

Луна, что выскользнула из моря,

как мокрый фонарь

Звезды плещут, как сельди в ячейках сети

А ночь нежна. Изливают птицы

лунные трели в семя. Все расслаблено,

подобно рукам, подобно рукам у спящего,

и все отдыхает

в дожде и на земле, на земле и в дожде,

движутся струями, движутся стаями

в плеске и блеске звезды и рыбы

Тот ли, другой внезапно

встает и кричит

Или тот, кто совсем один,

заплачет ночью

Это наша общая боль

прорывается

как в песне, идущей из уст

в уста, от одиночества - к одиночеству

Ночью, наедине

со своим плачем, несет человек

общее бремя...

Каждое семя - гудящий колокол

в земле, звенящая тьма, каждый цветок

несет свой образ мира, как весть

от одного измеренья к другому.

Все передает свою весть через

бездну, через раскрытую дверь. Весна,

лес, под ливнем сверкающий, - от меня

чего ты ждешь, красота, кто ты?

Словно все хочет проникнуть в мои чувства

и явить, явить через бездну себя,

открыть меня, как дверь, сказать:

образ мой неси, человек, неси его дальше!

Сова под ливнем, ее

взгляд, как капля, дробится,

дробится на искры света во мраке,

выползают червяки, ослепленные

водой, низвергаемой небом, грохотом

вод подземных. И повсюду слышна

тишина, прибывающая из глубины леса!

В каждом листочке клевера,

приставшем к веку, дрожащему от света,

лес проплывает медленно

в открытом окне. О свежесть!

Небеса и глубина леса

проникают друг в друга. А птичья песня

набухает соками так же явно,

как свежие листья на мокрых ветках. От

буйной радости все мои чувства

хлынули в детство, в мое детство,

когда я бегал босиком по траве!

Я думаю о том, что ты далеко

А все равно могла б услышать птицу,

что за окном моим поет

С вечерним ветром одинокий голос

летит все дальше, дальше, в небеса,

мерцает, как далекая звезда

Ты слышишь?..

Перевод А.Парина

Жизнь моя идет по моим стихам. Бывают слова -

мне удается в них вдохнуть небо широкое, дождь вдохнуть

и солнце, я перегибаюсь над цепью лет, мельканием

бесчисленных картинок; в самом низу, в глубине чувств,

крошится небо, там я выхватываю

лицо. Кто же она с этим белым лицом