Яна Солякова - Дырявое ведро

Падают каскадами на крыши…

Зыбко всё… Неточно и нетвёрдо…

Ни просвета, ни конца не слышно.

Потому что сам он не доволен:

Не находит нужные созвучья…

И остановиться он не волен…

И себя, и зрителей замучил.

Под ногами — золотая дорога

Из высокого, слепящего света.

Под ногами — солнца слишком уж много,

Даже стыдно наступать на всё это!

Солнце в брызгах отразится восторгом.

Я у лужи научусь отраженью…

И расплавятся все двери и створки,

Станет всё неудержимей движенье.

Я пройду над обезумевшей речкой,

И узнаю я, как петь откровенно,

Как нестись навстречу жизни беспечно,

Выбирая только то, что мгновенно.

Выбирая то, что может исчезнуть,

Что погаснет вместе с ярким закатом,

То, что, в общем-то, совсем бесполезно…

(Как я выбрала дорогу когда-то)

Из пустых необъяснимых находок

Не сложить мне ни стихов, ни рассказа.

Затопили речку вешние воды —

Где вода? Где свет? — не вынырнешь сразу.

Свет и ветер, свет и грязь, свет и лужи,

Свет и тополь, свет и я, и дорога…

А я речки сумасшедшей — не хуже:

Что-то прыгает во мне по порогам.

Из-за солнца, даже ветра не слышно…

Если ты в нём раствориться не сможешь —

Ты не выдержишь… Огромное слишком

Это солнце…

Из блеска грозы, из истерики листьев

Невнятным, безумным комком восхищенья

Из недосягаемой разумом выси

Вдруг… птицею падает стихотворенье.

Откуда?! В дичайших, растрёпанных перьях…

О, чудо! Позволит к себе прикоснуться…

Боится… До дрожи боится неверья,

Боится исчезнуть, боится проснуться…

Ну как с ним?! Приручишь — оно заскучает,

Ослепнет, затянется мутной тоскою…

И сам не поймёшь, что оно означает,

Такое… божественное, такое…

А если отводишь глаза ненароком,

Оно растворяется сном безвозвратным.

Соломинку смысла уносит потоком,

И станет совсем ничего не понятно.

Но тем неожиданнее награда:

Почувствовать взмахи сверкающих крыльев,

И встретиться сердцем и встретиться взглядом

С таинственным гостем из солнечной пыли,

Из блеска грозы, из истерики листьев,

Из тонких материй невидимых глазу,

Из недосягаемой разумом выси,

С ещё не являвшемся Миру ни разу.

День слишком грубый, он слишком светел

Для тихой тайны.

Стихи сидят, как чужие дети,

Грустны, случайны.

Они коробятся, как медузы

На солнце резком.

С толпой смешались, исчезли Музы

За шумом, блеском.

Кухарки, няни и секретарши —

Да кто угодно!

Лишь для полётов от дел подальше

Нет рук свободных.

Всё так серьёзно, всё так логично,

Всё так нелепо!

Идёт поэт в магазин привычно

За белым хлебом.

А Стих прозрачный сидит на мокрой

Скамейке в сквере.

Следит, как листьев темнеет охра,

Как плачут двери,

Как зябким комом на теплотрассе

Собака дремлет.

Ревут машины, железной массой

Несётся время.

И долго-долго огнями вечер

Луну терзает.

А он всё ждёт клавесин и свечи,

Всё замерзает.

Но вот уйдёт суета дневная,

Уснут соседи.

Поэт грустит, от чего — не знает,

Почти что бредит.

Он что-то слышит неуловимо

И невесомо.

Такое чувство, как будто мимо

Прошёл знакомый.

У самой двери: скамейка… псина…

Вот-вот — и вспомнит!

А Кто-то зыбкий (невыносимо!)

Уже уходит.

И ощущенье большой потери,

До слёз обидно!

А в темноте ту скамейку в сквере

Уже не видно…

Да был ли гость тот непостижимый,

Туман неспетый…

Пока мы чем-то надёжным жили,

Растаял где-то…

Окно пустое. Лишь сердце ноет…

Луна безмолвна.

Никто поэта не беспокоит

В затишье полном.

Сове В. Бородкина посвящается

Звонко упал хрусталь —

Острых осколков всплеск…

Тысячей радуг стал

Тонкий фужер, исчез…

Маленький взрыв стекла…

Тысяч лучей оскал…

Тоненький, со стола

В пропасть свою упал.

Радуги — на полу,

Отсветы — на стене.

Словно алмазы — в углу…

Трещины — словно во мне…

И ощущеньем родства —

Неотвратимость беды:

Скорый распад колдовства,

Будущей смерти следы.

Сломанная ветка зацвела