Аркадий Казанский - «Играю словом…»

Два хвостика из реденьких волос…
На угловатом девичьем лице —
Большие губы, некрасивый нос,
Тяжёлый подбородок, а в конце —
Ни ноги стройные, ни пальцы нежных рук,
Ни обувь, ни одежда «как у всех»,
Не привлекут. А на лице испуг,
Как будто подняли её на смех.

Нет, не любила. Нет следа на ней.
Нет гордости любви, и жизни нет
В глазах, что спрятаться хотят скорей,
И не посмотрят прямо мне в ответ.

Как в огромной квартире,
Где полно стариков,
Нету места нам в мире
Во веки веков.

Новых песен не слышно,
Раздавлены мы
Повторением истин,
Престарых, как мир,

Одряхлевших, седых,
От налёта веков.
Нету слов молодых,
Вновь родившихся слов.

Мы, привыкшие с соски,
Уступать старикам,
Замечаем, вдруг, просто: —
Места нет в жизни нам.

Как по пыли пустынь
Перекати — поля,
Катим мы до седин;
Не приемлет земля

Наших песен. Поэты,
По привычкам своим,
Уступают проспекты
Больным и хромым.

Песни, в язвах гниенья,
Наполняют наш мир.
Тошнотой разложенья
Отравлены мы.

А, когда перестанет,
Тошнить нас, и рвать,
Станем мы стариками,
Привыкшими брать.

Не уступим ни камня
Из тех, что в бою,
Завоёваны нами
У земли на краю.

И прибой жизни новой,
Юной страсти вино,
Сбросим в море мы снова,
Обратно, на дно.

Новый город встал поквартально:
Лишь отвесно и горизонтально.
Только линий прямых лучи
Режут воздух на кирпичи.
И, изранюсь душой и телом,
Вдруг округлости захотелось.
Взял и в прямоугольность стропил
Купол — луковицу влепил.
И ее округлости луковой
Бедра баб завидуют глупые.
Под округлостью, в небо вдвинутой,
Спит, свернувшись, дитя невинное.
А над ней, высоко парящий,
Стоит крест животворящий.
Крест и купол скрепляет ниточно
Шарик яблочка иль яичка,
Что готов упасть, созревшее,
В чрево матери, присмиревшее.
На кресте, раскинув объятья,
Спит Христос, устав от зачатья.

О чем мне говорить с тобой
В мгновения, когда мы вместе?
Как мне раскрыть свою любовь,
Тебе поклясться с чувством чести?

Мне нужно стать решительней и злее,
Настойчивей, развязнее чуть-чуть.
Отчаяннее стать и посмелее,
А я боюсь, боюсь тебя спугнуть.

Боюсь, что ты уйдешь, растаешь,
Как дым в прозрачной вышине.
Сорокой счастья улетаешь,
Поймать тебя так нужно мне!

И говорить, расспрашивать тебя,
И требовать, чтоб отвечала ты.
Всю жизнь боялся потерять себя,
Теперь боюсь забыть твои черты.

Минуты встреч уходят из-под ног,
Как кочки среди зыбкого болота.
И криком ошалелым сто сорок
Мне рассказать пытаются про что-то.

А нужно просто пару слов любви
Шепнуть и ждать до следущего мига.
Я понял — только лишь заговорив —
Сороку счастья своего настигну.

Остановилась жизнь. Часов завод иссяк,
И время истекло. Повисли руки плетью.
И солнца стертый в облаке пятак
Вдруг поглотила мгла могильной клетью.
Я продолжаю жить иль нет уже?
Ни звука, ни движения, ни мысли;
И даже сердце в ребрах этажей
Беззвучно в глубине груди повисло.
Ночь черная глуха. Сознанья круг
Сверлит навязчивый, злой мысли идол.
Все тучи на небе. И вспомнилось мне вдруг,
Что я давно уж звезд не видел.
Не соразмерить жизнь движеньем звезд в ночи.
Нет проблеска небес. Не видны звезд лучи

Не забудь захватить очки —
Не забудь их обратно взять.
А они остались одни,
Я боюсь их вдруг потерять.

Слава Малинину, слава
Нашлись очки и оправа.
На Лиговке в Оптику глянем.
Может, что и приглянем.

Что вам нужно? Очки? Какие?
Выбирайте оправу. Сами
Посидите минут пятнадцать.
Посмотрите своими глазами.

Очи на милые очи
Я выбираю тщательно
Тоненький ободочек,
Чтобы не смел отначивать.

Черточки твоих линий,
Глаз любимых разрез.
Слава тебе, Малинин,
Бал Октябрьских звезд!

Когда же всё случилось так,
Что я тебя увидел?
Иду наверх, стучу. Сестра
За дверью мне: — войдите!

Мы к ней приехали с другой
Сестрой моей, Любашей.
С больничной койки только — что
Сестрёнка Нонна наша.

Пришли её мы навестить,
Порадовать вестями,
И просто — лучше накормить
Молочным и сластями.

Сестра худа, бледна и вид
Болезненный имеет.
Глазами радостно блестит,
Встречая нас у двери.

Привет! Привет! Ну, как дела?
Что новенького дома?
Что слышно? Как ты тут жила?
Всё это вам знакомо.

Блестит осенний солнца луч,
А в комнате, в квадрате
Оконной рамы на полу —
Три старые кровати.

Писать про общежитья ад —
Пустая слова трата.
Сестра спросила: — а ты, брат,
Всё ходишь неженатый?

Всё так же бродишь, одинок,
Встаёшь с утра спросонок?
И не берёшь под локоток
Знакомых ты девчонок?

Уже я, кажется, тебе
Невесту подыскала.
Но ты, лентяй, каких невест
Не знал, а толку мало.

И в стенку: — Люба! — кулаком
Стучит — и дверь открылась.
Так ты вошла, к стене молчком,
Спокойно становилась.

Над гладким лбом — копна волос,
Глаз отливает сталью.
Слегка расширен книзу нос.
Всё прочее — детали.

Тебя нисколько не смутил
Мой вид. Перед тобою
Сидел я и с сестрой шутил,
Заросший бородою.

Ты к этим выходкам сестры
Привыкла. Как подруги,
Вы были вместе с той поры
Вступления в науки.

Аркадий — Люба — был свершен
Обряд знакомства старый,
И я, нисколько не смущен,
Продолжил тары — бары.

Что будем делать? — Поедим,
Накормим вас обедом.
А, может, танцы поглядим,
И в ресторан поедем?

Вперёд! На сборы пять минут.
Успеем на автобус.
Нас рестораны, танцы ждут
И пёстрый джаза глобус.

Вот первый ресторан. Швейцар!
Музыка есть сегодня?
Нет? Извините, не базар,
Веселья нам угодно.

Второй. И музыка гремит
Так — ничего не слышно.
Вина огонь в бокал налит,
И жаром мясо пышет.

Ну, ты, тюфяк, ты пригласи
На танец хоть подругу —
Сестра с усмешкой говорит,
И мы идём по кругу.